– Выбирай! – выдохнув липкую жижу, сказал Авдеев. – Тебя утопить или добить на берегу?
– Ты все еще грустишь, мой сладкий беби… – пропел человек дребезжащим голосом.
До берега оставалось несколько метров, ступни утонули в густой тине. Трутнев успел выскочить на покатый, глинистый берег. Он заскользил по липкому слою, как буксующий внедорожник, из-под башмаков полетели комья липкой грязи. Авдеев оказался на берегу секундой позже и, не давая опомниться, сильным ударом припечатал беглеца к земле.
– Накаркал ты, приятель, когда говорил, что мы с тобой встретимся! – усмехнулся Авдеев.
Трутнев завизжал, как раненая собака. Он прокатился кубарем по земле, держась за ушибленную голову. От такого удара любой человек обязан был потерять сознание. Трутнев нащупал в траве пустую бутылку, разбил о ствол дерева и выставил перед собой «розочку».
– Ты не должен меня убивать! – из черного рта, обметанного герпесом, изверглись потоки брани. Пятно на лбу было похоже на отметину нечистого. Не удивительно, что в народе его окрестили «пятнистый оборотень». – Ты не должен меня убивать! – убежденно повторил он. – Мы одинаковые!
– Это еще почему? – Авдеев отметил расстояние до противника, просчитал его бросок. Недомерок, такой кинется в ноги, намереваясь поразить осколком бутылки в живот. Обычное дело, плевое дело…
– Ты разве ИХ не слышишь?! – На уродливом лице отразился религиозный экстаз. – ОНИ должны разговаривать с тобой!
– Кто – ОНИ?!
– Мы – особенные, понимаешь? С нами общается Сатана! – Налитые кровью глаза бешеной собаки загорелись благоговейным огнем. – У него много голосов, он дает особенную силу!
– А мы с тобой, выходит, избранные?
– Избранные! – убежденно кивнул Трутнев.
– Ты поэтому убиваешь людей, скотина?
– Смерть освобождает! Смерть дарит радость. Вначале я тоже думал, что нахожусь под действием наркотика, но Сатана покровительствует таким, как мы. Он дарит нам радость убийства и насилия! – Кощей вещал как завзятый сектант. – Прислушайся к голосам!
«Чужак оказался не так прост!» Отчетливая мысль забилась под черепом офицера.
«Не следует его преждевременно списывать со счетов!»
«Я начал убивать. Открыл счет. Кто следующий?!»
«К делу!»
Перед глазами Авдеева возникла картинка. Одетые в военную форму мужчины стоят возле ольховой рощи. С деревьев струится тонкая бязь дождевой воды. Коренастый белобрысый парень держит наперевес автомат, его взгляд прикован к темной стене. На втором этаже разбито стекло, капли дождя проникают в черный проем, ветви деревьев хлещут по мокрой от дождя стене. Он отдает короткую команду, высокий солдат раздвигает плотные заросли, пытаясь разглядеть что-то во мраке. Из кустов вырывается сильная жилистая рука, почти не заметный человеческому глазу рывок, и голова военного, лишенная опоры, безвольно свисает на куске мышечной плоти. Коренастый поворачивает ствол автомата, его движения похожи на замедленную съемку. Из дула вылетают огоньки, трассирующие пули срезают верхушки карликовых голубых елей. Ловкая фигура возникает сбоку, от оглушительного удара у мужчины лопается височная кость. Фонтан крови брызнул на брюки, человек опускается на колени, пальцы продолжают сжимать оружие. Третий мужчина пытается поднять рацию, она прижата телом коренастого парня. Он нагибается, мускулистая кисть обрушивается на шею, жалобно хрустнули позвонки, воцаряется тишина. Только с листвы капает прозрачная, как роса, вода, и едва слышно стонет раненый военный.
«Молодец, Зеленый! Отличная работа!»
«Продолжаем!»
Сергей очнулся, как после короткого сна. Он понял. Солдат перебьют. Быстро и жестоко. Не ради смысла, а ради удовольствия. Обладатели голосов сделают это. Радость смерти. Такими их сделала сыворотка. Почему это не случилось с ним? Лжешь, капитан… Себе лжешь. Тебе всегда нравилось убивать. Переживать мгновения триумфа, когда вид пролитой крови вызывает безумный восторг, ни с чем не сравнимую эйфорию. Как говорил Володька Лоренц?
«Это лучше, чем секс, признайся, дружище!»
Он начал спиваться и не мог в полной мере ощутить сладость насилия.
«Хотя нет. Ошибочка, капитан! – произнес его привычный собеседник. – Ты избил кавказцев в парке, точно понимая, что один из них, приземистый, длиннорукий, как орангутанг, дагестанец, по виду бывший борец, останется калекой!»
«Ты был бухой, Серый! – усмехнулся Лоренц. – Собутыльники приняли твою ярость за ненависть к инородцам. Но мы-то с тобой знаем, что для тебя национальность не имеет значения, отец – белорус, мать – наполовину осетинка, наполовину украинка. Одно слово – интернационалист! То была истинная злоба озверелого монстра!»
Он жестоко избил кавказцев. Очень жестоко. Горовиц закричал громко, как женщина, слыша звук ломающегося позвоночника, но капитану показалось этого недостаточно. Он не мог насытиться болью. Высоко подпрыгнул и ударил каблуками по распростертому телу. Позже он оправдывал себя тем, что спасал от насилия русскую девочку, которую одуревшие от наркотиков парни тащили в тонированную «девятку».