Иегуда Галеви – об изгнании и о себе

– Каждый волен выбирать. Иудейская вера включает и сомнение, что предполагает самостоятельное начало в познании мира и себя в нём. Сомнение, кризис веры – естественные проявления мысли. Поэтому в иудаизме действие становится выше веры; ты можешь усомниться, но поступать должен сообразно Закону нравственности. И это касается не только евреев, при случае расскажу тебе про категорический императив Канта – высший принцип нравственности, который не противоречит библейской мудрости: «Поступай по отношению к другому так, как ты хочешь, чтобы поступали с тобой».

– Ты со мной разговариваешь, будто лекцию читаешь, – заметил Арик.

– У меня было время подумать, что к чему, прочитал Библию от начала до конца и сравнил Ветхий Завет, то есть Тору, с Новым Заветом.

– Что же получается, ты такой умный, а остальные дураки, не понимают, что к чему?

– Те, кто сравнивают – понимают, но немногие сравнивают. Случалось, евреи принимали христианство, чтобы выжить. Или по причине незнания иудаизма, при этом национальность в паспорте не меняли. Христиане же, попадая под влияние Ветхого Завета, становились иудеями бескорыстно, руководствовались соображениями разума. Например, в России и не только в России среди образованных людей была распространена «ересь жидовствующих». Были «субботники», соблюдающие предписания иудеев, вплоть до обрезания, в паспорте в графе «национальность» они писали – «еврей». Когда я летел в Израиль, на моём рейсе было много репатриантов из деревни Ильинки, что под Воронежем: они приняли иудаизм триста лет назад. Казалось бы, простые деревенские люди, а держатся с достоинством. Трудолюбивые, в их среде не замечалось пьянства, разврата, нищеты. Одним словом, законы нравственности, возможность сочетать веру и знание привлекали многих.

– Кого ещё, кроме деревенских жителей?

– Ещё русских классиков почитай…

– Ты же знаешь, я не читаю по-русски, – заметил внук.

– Для Ивана Бунина, проведшего свой медовый месяц в Иерусалиме, Палестина представилась памятью о прошлом, которое неотделимо от настоящего, вечный диалог Бога и человека. Лев Николаевич Толстой искал в иудаизме, Святом Писании, ответы на общечеловеческие вопросы о смысле жизни. Антону Чехову близки законы справедливости, добра и философия Экклезиаста, где «всё возвращается на круги своя». И как пророчество о том, что после долгих скитаний евреи снова соберутся в своей стране, – стихотворение Бунина. Подожди секунду, сейчас возьму книгу, прочитаю… Вот… нашёл, слушай:

Отрада смерти страждущим дана,
Вы побелели, странники, от пыли,
Среди врагов, в чужих краях вы были,
Но вот вам отдых, мир и тишина.

Гора полдневным солнцем сожжена.

Русло Кедрона ветры иссушили.
Но в прах отцов вы посохи сложили,
Вас обрела родимая страна.

В ней спят цари, пророки и левиты.

В блаженные обители её
Всех, кто в чужбине не были убиты,
Сбирает милосердный судия.
По жёстким склонам каменные плиты
Стоят раскрытой книгой Бытия…

Арик молчит, затем медленно произносит:

– Ладно, я понял…

– В своё время христианство по сравнению с языческой культурой Рима, с его бесправием и рабским трудом было намного человечней, – продолжаю я. – Иисус проповедовал нравственные законы иудеев. Первых христиан римляне распинали на крестах, сжигали, бросали в цирке на съедение львам, но немногие отказывались от нового учения: тогда оно мало чем отличалось от иудаизма. Когда же христианство стало господствующей религией, то служители церкви стали преследовать евреев.

– И в чём же они разошлись?

– Главным образом в том, что евреи не признали Иисуса Богом.

– Ну да… – вздохнул мой мальчик. – Уже поздно, давно ночь, ты меня заговорил. А у вас который час?

– У нас восемь вечера, извини, забыл про разницу во времени. Ты ведь сам мне позвонил.

Арик положил трубку. Он вспоминает обо мне, когда ему тоскливо и хочется с кем-нибудь поговорить. И наверное, нет никого, кроме меня, кто в любое время дня и ночи был бы рад его звонку.