Иерусалим

Решив, что все-таки ответ в горизонтальном эндшпиле, сиречь лежать плашмя, почти уж завершил Мик надобную передислокацию, когда вдруг осеняет: потому и поднялась великая шумиха в случае с принцессою Дианой, потому был Кенсингтон завернут в целлофан, завален мишками из плюша. Дело же не в ней самой. А дело в том, что люди в ней узрели. На окне их спальни нежными прострелами уж брезжат редкие лучи. Монтажный переход к всевидящей ТЗ.

В постели Церковь с Государством делят пару сигарет – и дым стоит столбом от их лоскутных одеял из стран. Истошный визг сигнализаций всяческих спецслужб напоминает сломанный детектор дыма: всем давно плевать, но нервы расшатает будь здоров. В войне с террором – то есть «ужасом», своим же эмоциональным состояньем, – огрызаясь в панике на ими же отброшенные тени, западные власти силятся раскрасить уровни кошмара. Белый отражающий сигнал разбит чрез призму в спектре страха с ежесуточной корректировкой – тепловая карта алармистов: никогда не стынет ниже рыжих красок бухты Гуантанамо, а льдисто-синий безопасный цвет давно уже забыт, из моды вышел и не станет «новым черным».

Сегодня пятница, 26 мая, год 2006-й. Сегодня в Вашингтоне в продолженье заседания сената США, где выбран будущий директор ЦРУ – из АНБ директор Майкл Хэйден, – Капитолий перекрыт, как только власти получают сообщенья о стрельбе в округе и замеченном вооруженном человеке в офисном спортзале. По итогам следствия, пальбой была работа пневмомолотков, а якобы стрелок-атлет – оперативник в штатском. Новые порядки (или даже беспорядки) безопасности по всей Земле не сдержат инсургентов разума. И с каждым взрывом происходит бум в мертвецкой популяции, из праздных разговоров, пропаганды с завываньем вырываются фигуры в простынях, в озерах из тумана средь слепящих пиков заголовков зыбятся оптический обман от медиа и броккенские тени-великаны. В круто перекошенном стекле народных представлений призрак Пеппера в тюрбанах и банданах, на зернистых хрониках с учебных лагерей, по-ученически катается в армейских кувырках, мифически обезображенные клирики с укором мрачным всё грозят стальным крюком. Идея нации – которая раздута в виде притч религиозных и бульварных грез в не очень умудренные века – теперь легла в основу обагренных кровью пантомим на современном множестве платформ; любовных реконструкций, что вызывают ностальгию по резне из старых добрых лет – понятных и простых. Здесь быстрая монтажная нарезка.

В конце рябящей пленки влаги, что накинута поверх площадки мокрой, все ползет она, а ноги вдруг срослись от спутанных чулок и трусиков на бедрах – так русалочка трепещет на мели. Ослепшую от крови, вдруг ее нагнал обманутого изувера рев, когда он вырывается из каземата на колесах.

– А ну вернись! А ну вернись, пизда!

В крысином лабиринте паники ей раньше не знакомая частичка подсознания дает приоритет: как только встанет на ноги, натянет нижнее белье и сможет убежать – маневр трудный, лучше претворять без мыслей в голове. Сумевши оторвать с асфальта все колени сразу, Марла движется вперед – отчасти падает, отчасти семенит стесненными шажками гейши, одновременно задрать пытаясь сетку крупную чулок на бедра. Без обеих шпилек опрометью скачет с плеском по налитым в ямах лужам, визуальная стабильность перебита черными пробелами от спазмов огонька на датчиках движенья; слишком занята глотаньем воздуха под всхлипы, чтобы думать закричать; сама не верит, что еще не поймана опять. Здесь новая ТЗ.

С него довольно. Да, с него довольно наркоты – с нее совсем не прет. Бредет в припадках света он в каких-то гаражах, пытается поймать ту дрянь, вернуть к себе в машину, чтоб с ней кончить и покончить, только от «колес» вдруг ужас разобрал – такого он не ждал. Оно прям перед ним, всего в двух-трех шагах, пытается подняться, только стоит раз ступить, как в Дерека бьет ветер, отбрасывает прочь – хотя не то чтоб ветер: словно затхлый шквал. Разит как из ночлежки – потом пропитым, дыханием от мета, мокрыми трусами и заброшками с говном в углу: хмарь ароматов, что без тщательных усилий можно глазом разобрать. Лодыжки пальцами схватил трущобно-серый газ, течет, как альбумин, на плечи и сбегает по спине. Хоть знает Дез – все это в голове, все это с порошка, – не может не попятиться назад. Сжимает глюк кольцо, и вот уж бьется Дез как в облаке мокроты, но в тех скользких склизких щупальцах плывут куски лица – рой лбов и кружевной ажур блестящих губ. Еще паршивей, что Дез то и дело слышит слабые урывки звуков, словно от транзисторного радио с настройкой меж волнами, гневную тираду – нечленораздельную, как будто станция находится вдали, находится давно. Прозрачное ползучее паскудство лезет в рот, на вкус как рвота – или это только кажется ему? Откуда знать, возможно, у него тут кровоизлиянье, передоз. Возможно, у него реальные проблемы. Новая ТЗ, опять ч/б.