Читаем Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова полностью

Здесь же можно отметить еще один важный акцент, который, вероятно, имел в виду М. А. Булгаков: название газеты было дано в память об издании барона А. А. Дельвига, в котором ближайшее участие принимал А. С. Пушкин, причем «Литературная газета» Дельвига выходила с 1 января 1830 г. по 30 июня 1831 г., то есть на сто лет раньше[1124]. И этот акцент не случаен, поскольку в романе многократно встречаются упоминания самого А. С. Пушкина, его памятника на Тверском бульваре, с которым разговаривает Рюхин, а также его произведений либо цитат из них («Скупой рыцарь», «Евгений Онегин», «Зимний вечер», «Пиковая дама», «Череп»)[1125]. Про историю с Босым и с его ненавистью к А. С. Пушкину уже шла речь. Не стало ли это для М. А. Булгакова так важно со времен владикавказского диспута? В сцене погони за Воландом и в окончательной редакции романа, и в ранних звучит полонез, затем ария Гремина из последнего акта оперы П. И. Чайковского «Евгений Онегин», передаваемой по радио[1126]. Причем в полной рукописной редакции 1928—1937 гг. подчеркивается, что Онегин сейчас увидит Татьяну на балу, а Гремин поет о том, как он Татьяну любит. Тем самым образ пушкинского героя и Татьяны вместе с ним словно служат фоном преследования Иваном Бездомным неуловимого Воланда:

Гулкий мужской голос в радиоаппарате сердито кричал что-то стихами <…> и из всех окон, из всех дверей, из всех подворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый рев полонеза из оперы «Евгений Онегин»… <…> тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне[1127].

В третьей части мы привели материалы в пользу того, что Е. Ф. Никитину многие пародисты уподобляли пушкинской Татьяне с тех пор, как она поселилась на Тверском бульваре в центре пушкинских мест и рядом с памятником поэту. И есть основания допустить, что в пародиях начала 1930-х годов парным образом к Е. Ф. Никитиной-Татьяне был Б. Е. Этингоф-Онегин. Обратимся к роману в стихах А. Архангельского и М. Пустынина «Евгений Онегин в Москве». Эта пародия затрагивает несколько злободневных тем, причем иногда прямо называются имена, например Ф. Кона, когда речь идет о радиокомитете, которым он руководил с лета 1931 г., а также Я. Д. Розенталя и многих писателей. У главного героя этой поэмы могло быть несколько прототипов, но в главах, где речь идет о литературе, эстраде, театре и проч., вероятно, пародируется именно личность Б. Е. Этингофа, хотя имя его не названо. Мы уже приводили выше строки из двенадцатой главы пародийного романа в стихах, в которых описывается как Татьяна ходила с Евгением в Политехнический музей на диспуты поэтов. Будучи чиновником Главискусства, курировавшим литературу, Б. Е. Этингоф вполне мог посещать такие мероприятия вместе с Е. Ф. Никитиной. В шестой главе читаем:

Кто горечь жизни не изведалИ чашу не испил до дна?Онегин каждый день обедалВ столовой Герцена. ОнаПером покойного поэтаВсего лишь в двух строкахвоспета <…>Нет, не в еде была там сила, Не очень много ели там.Сюда Евгения манилаЛюбовь к великим именам <…>Прислушиваясь к разговорам, Евгений молча пил и ел.Он плавал в мире, о которомСовсем понятья не имел.Он был далек от федераций, Литфонда, ссуды,                                 контрактаций, Не представлял навернякаВ чем назначенье ЗРК;ОГИЗ считал персидским                                            словом, Немецким – ФОСП, латинским —                                                        ГИХЛ.Короче – был он вял и рыхл.Ему бедняге, в мире новомБыла писателей средаТемней, чем в облацех вода[1128].

Еще раз напоминаем, что Дом Герцена находился напротив дома, где жили Е. Ф. Никитина и Б. Е. Этингоф, а клуб писателей принадлежал ФОСП. Ничего удивительного, если он регулярно бывал в столовой клуба и обедал среди именитых писателей. Здесь же подчеркивается, сколь новым человеком он был в запутанном мире писательских организаций и издательств. Сокращения могли восприниматься им как иностранные слова: персидское, немецкое и латинское. Очевидно, что А. Архангельский и М. Пустынин были прекрасно осведомлены о прошлом Б. Е. Этингофа: о его деятельности на персидском фронте во время Первой мировой войны, о его немецкой фамилии и о преподавании латыни в юности. Далее, в десятой главе, посвященной эстраде, говорится:

Перейти на страницу:

Похожие книги

50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки
50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

Ольга Леоненкова — автор популярного канала о музыке «Культшпаргалка». В своих выпусках она публикует истории о создании всемирно известных музыкальных композиций, рассказывает факты из биографий композиторов и в целом говорит об истории музыки.Как великие композиторы создавали свои самые узнаваемые шедевры? В этой книге вы найдёте увлекательные истории о произведениях Баха, Бетховена, Чайковского, Вивальди и многих других. Вы можете не обладать обширными познаниями в мире классической музыки, однако многие мелодии настолько известны, что вы наверняка найдёте не одну и не две знакомые композиции. Для полноты картины к каждой главе добавлен QR-код для прослушивания самого удачного исполнения произведения по мнению автора.

Ольга Григорьевна Леоненкова , Ольга Леоненкова

Искусство и Дизайн / Искусствоведение / История / Прочее / Образование и наука
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение