Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

И в полной мере шлю Бор. Евгеньевичу мой глубоко шахматный привет[1134].

В романе многократно возникает мотив агентов ГПУ, наблюдающих за нехорошей квартирой, томящихся на лестнице, у подъезда и проч. И наконец, при попытке захвата нехорошей квартиры высаживается целая группа сотрудников органов для поимки «шайки преступников»[1135]. За Б. Е. Этингофом многократно было установлено наблюдение, особенно заметно после исключения из партии в 1937 г. Он постоянно сталкивался на лестнице с агентами и иронически предлагал им закурить. Об этом вспоминает его дочь Н. Б. Этингоф:

Вы знаете, – воскликнул отец как-то вечером <…> спускаюсь сегодня по лестнице и вижу: сидит некто в черной шляпе и сером пальто. Только выхожу на улицу – он за мной! <…> С тех пор «гость» неотступно сопровождал папу и сидел в его подъезде. <…> Вчера я поздоровался с только что присланным голубчиком, угостил его папиросой и сказал: – Курите, не стесняйтесь! Сегодня придется сидеть долго, вот только сходим на угол за хлебом и – назад! – Так он даже поперхнулся. Не-ет не тот пошел нынче шпик, застенчивый какой-то[1136].

Не исключено, что М. А. Булгаков мог использовать и эту информацию.

И наконец, необходимо отметить, что неоднократно подчеркивается связь между Пилатом и Воландом. Единственным человеком, который мог послужить прототипом обоих персонажей, был Б. Е. Этингоф. Итак, Воланд заявляет, что был в Ершалаиме:

<…> Я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать <…>[1137].

Кроме того, и другие детали подтверждают эту связь двух героев. Так, в главе 18 упоминается «траурный плащ, подбитый огненной материей» на спинке стула, принадлежащий Воланду, что должно вызвать в памяти «белый плащ в кровавым подбоем» Пилата[1138]. Вероятно, это очень важный акцент, который не только указывает на неразрывную связь двух персонажей из разных пластов романа, но и возвращает нас к образу трагедии Гражданской войны. Если Б. Е. Этингоф был одним из прототипов Воланда, то это и прямое указание на его личную ответственность за пролитую кровь. Воланд, как и Пилат, после бала боится мигрени[1139]. Лексика времен Гражданской войны, использованная в «древних» главах, и заступничество как «ходатайство» появляется по отношению к Воланду, который в финале романа говорит о Коровьеве, обратившемся в мрачного рыцаря:

Впрочем надеется на прощение. Я буду ходатайствовать[1140].

Вино, которое Азазелло приносит в подвал мастеру и Маргарите, оказывается вином из Ершалаима. В этом тоже могла скрываться шутка о вине с Северного Кавказа или из Грузии, которое привозили друзья и которое было знакомо по Владикавказу и М. А. Булгакову, и Б. Е. Этингофу:

Это то самое вино, которое пил прокуратор Иудеи. Фалернское вино[1141].

И наконец, возвращаясь к балу у сатаны, можно отметить, что если прототипом бала был музыкальный вечер в музее, то Б. Е. Этингоф как хозяин вечера и директор музея соответственно должен был послужить прототипом Воланда.

Если принять предположение о том, что Б. Е. Этингоф стал одним из главных прототипов образа Воланда, то, как уже говорилось, он, прежде всего, воплощал для М. А. Булгакова образ советской дьяволиады. Будучи крупным чиновником по культуре, Б. Е. Этингоф выражал политику, характерную для того времени, использования искусства и литературы как агитационного средства, о чем заявлял сам на Всероссийской авторской конференции осенью 1930 г. Таким образом, он, как и во Владикавказе, был, безусловно, сатаной, дьяволом, Мефистофелем и проч. Важный аспект романа – всесилие Воланда: если в московских главах преимущественно речь шла о писателях, то Б. Е. Этингоф действительно обладал, хоть и недолго, огромными полномочиями и мог карать и миловать всех, связанных с литературной средой.