Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

Если фрагмент поэмы Г. С. Евангулова основан на реальных фактах биографии М. А. Булгакова, то можно предполагать, что толчком к перелому в религиозных взглядах писателя и было его потрясение в связи с арестом и помилованием в канун Пасхи, которое он осознавал как спасение в христианском смысле, как некое чудо, явленное ему Господом. Тем самым формулировка М. А. Булгакова «с креста снятый <…> писатель» в «Записках на манжетах», вероятно, знаменовала и его духовное прозрение в этой ситуации. Здесь важно отметить, что (новый) кафедральный собор во Владикавказе имел для Михаила Булгакова особое значение, поскольку был посвящен его патрону – Михаилу Архангелу![451] На праздничной пасхальной службе он мог быть именно там (ил. 27).

Еще в заключении Павел Павлович Пупков вспоминает о своих детских молитвах св. Николаю, а свое освобождение приписывает его заступничеству. Очевидно, что это точно соответствует характеру домашнего воспитания в потомственной семье православных священников Булгаковых-Покровских:

И чтобы беде помочь
Вспомнил, как мальчишкой в школе
Он к угоднику Николе,
Тайно мысленно взывал
И Никола помогал <…>
Есть у каждого свой рок
(А Никола-то помог!)

[452].

Примечательно, что и при аресте героя чекистами в приведенном выше отрывке говорится, что они забрали «Раба Божьего Пупкова»[453]. Таким образом, тема христианской веры Павла Павловича на разные лады многократно проигрывается поэтом.

Роман в стихах Г. С. Евангулова свидетельствует о полной осведомленности автора в обстоятельствах, связанных с задержанием М. А. Булгакова. Видимо, поэтому, будучи зав. подотделом искусств, он испугался после пушкинского диспута и уволил писателя. Возможно, Г. С. Евангулов именно это и имел в виду в следующих строках, используя даже то же выражение «не за страх, а за совесть», которое приводила в 1969 г. Е. Ф. Никитина со слов Б. Е. Этингофа:

Самого себя не мучай,
И признайся же читатель,
Что врасплох, как обыватель,
Принужден ты был не раз
Красных исполнять приказ,
И служить им не за страх,
А, пожалуй, и за совесть.
Но в душевных сих делах
Разбираться мы не будем <…>

[454].

Вероятно, кроме очевидных параллелей в хронологии событий Страстной недели 1920 г. с Евангелиями, для М. А. Булгакова существенным было еще одно совпадение. В «Фаусте» И. В. Гёте герой (доктор и философ) собирается принять яд вечером в субботу Страстной недели. Он подносит бокал к губам в тот самый момент, когда раздаются колокольный звон и пасхальное хоровое пение ангелов, а затем жен-мироносиц и учеников. Фауст останавливается и воспринимает это как спасение, сожалеет об утрате своей детской набожности, но, вспоминая о ней, благодарит Светлое воскресенье и пасхальные песнопения. Приводим фрагменты текста И. В. Гёте по изданию, которое было в библиотеке М. А. Булгакова:

Какие святые звуки насильно отрывают бокал от моих губ? Неужели этот тихий звон колоколов возвещает начало торжественных часов Святой Пасхи? <…> привыкнув к этому звону от юности, чувствую я, что он призывает меня снова к жизни и теперь <…> Песня эта возвещала веселые игры юности и начало счастливых праздников весны. Воспоминания эти, пробудив во мне детские чувства, удерживают меня от моего сурового намерения. О, звучите, звучите, сладкие песни неба! Слезы текут по моим щекам! Я возвращен земле вновь[455].

Тем самым Павел Павлович Пупков, герой Г. С. Евангулова, раскаивается в своем неверии и вспоминает детские молитвы, подобно Фаусту. Н. А. Земская отмечала, как М. А. Булгаков с детства любил оперу Ш. Гуно «Фауст», которую, еще будучи гимназистом и студентом, посетил в Киеве 41 раз[456]. В «Белой гвардии» говорится, что в гостиной квартиры Турбиных

пианино показало уютные белые зубы и партитуру Фауста <…> истрепанные страницы вечного Фауста[457].

Возможно, Г. С. Евангулову и это было известно.