Следует отметить, что Е. Ф. Никитина не проявляла академической точности при передаче информации. Трудно сказать, была ли она отчасти забывчива или скорее лукавила. Возможно, что в версии, пересказанной М. О. Чудаковой, она смешала эпизоды из разных рассказов Б. Е. Этингофа: его фронтовые воспоминания о санитарных войсках во время Первой мировой войны и о встрече с С. М. Городецким, о тифозных эпидемиях в армии в периоды Первой мировой и Гражданской войн, а также о знакомстве с М. А. Булгаковым, который был многократно мобилизованным врачом. Могла она также из осторожности сознательно изменить контекст этой ситуации: как мы видели, в 1969 г. она намеренно замалчивала свои супружеские отношения с Б. Е. Этингофом и даже его фамилию, приоткрывая только его реальное имя и называя следователем. Не говорила она ни слова о деникинцах, но упоминала меньшевистскую власть как предшествующую и враждебную красным. Осваг Е. Ф. Никитина называла «литературным полужурналом, полугазетой». Она опустила название города Владикавказа и лишь неопределенно говорила о юге. Не знать истинной ситуации на Северном Кавказе и юге России она не могла, поскольку в 1919—1920 гг. сама находилась при Деникине в Ростове, а с приходом красных ее второй муж А. М. Никитин был там же арестован в мае 1920 г.[466]
. Заметим, что Отдел пропаганды добровольцев, частью которого к тому времени и был Осваг, базировался именно в Ростове. В 1969 г. М. А. Булгакова не было в живых уже 29 лет, а Б. Е. Этингофа – 11. Вероятно, какие-то веские причины все еще побуждали Е. Ф. Никитину в условиях СССР к конспирации, хотя и довольно наивной, поскольку она и так слишком многое назвала своими именами. Была ли это просьба Е. С. Булгаковой, готовившей публикацию прозы писателя, или ее собственные опасения? Известно, что Е. С. Булгакова последовательно скрывала белогвардейское прошлое мужа и жаловалась его брату Н. А. Булгакову в письме от 13.11.60:<…> Существует много сказок и легенд, вроде того, что он служил в белой армии <…> И когда бывает, что мне задают эти вопросы, и я говорю, что он никогда не был в армии, что он всегда был штатским врачом, сначала земским, а потом частным в Киеве
Аналогичным образом она не желала признать и авторство М. А. Булгакова в случае с его фельетоном «Грядущие перспективы», опубликованном в белой газете[468]
.Х.-М. Мугуев, который занимал в Терском ревкоме должность зав. отделом внутренних дел, был прекрасно осведомлен о событиях весны 1920 г., вероятно, просто принимал участие в первых арестах. Однако и он в своих воспоминаниях дипломатично умолчал об этом:
Профессора Гюнтер, Соловов, Спасский, актрисы Башкина, Черная, Ангарова, режиссер Воронов, актеры Поль, Курихин, Ордынский, поэты Венский, Михаил Слободский, Беридзе, писатели Юрий Слезкин, Булгаков, фельетонист Яблоновский и даже бывший священник-расстрига, эсер Григорий Петров, много женщин, отставших от убегавших куда попало мужей, подагрические сенаторы – все они приходят за советом и помощью к нам[469]
.Вместе с тем и в обеих версиях рассказа Е. Ф. Никитиной говорится о спасении М. А. Булгакова Б. Е. Этингофом во время Гражданской войны в ситуации, когда была арестована группа белых журналистов или офицеров после прорыва Южного фронта красными войсками. Согласно версии, приведенной М. О. Чудаковой, другие добровольцы в этой ситуации были расстреляны. Тем самым основное зерно взаимоотношений М. А. Булгакова и Б. Е. Этингофа во Владикавказе сохранилось. Вероятно, все или почти все остальные из 25 (?) задержанных в ходе первой (?) регистрации и не были амнистированы, особенно, если там было «белогвардейское гнездо». Во всяком случае, Т. Н. Лаппа свидетельствовала, что сын атамана (генерала?) Дмитрий, живший в их доме, был расстрелян.
По воспоминаниям Н. Б. Этингоф, уже в середине 1920-х годов, когда М. А. Булгаков стал публиковать свои повести, Б. Е. Этингоф выражал свое отношение к нему:
Я так и думал, что он чертовски талантлив. Ай да сукин сын! Я не ошибся[470]
.В качестве заключения к владикавказской истории можно добавить следующее. Е. Б. Этингоф рассказывает: