Иерусалим, Владикавказ и Москва в биографии и творчестве М. А. Булгакова

По периоду начала 1920-х годов о деятельности Б. Е. Этингофа известно далеко не все, но несколько этапов его работы в Москве подтверждаются документами. Как уже говорилось, осенью 1920 г. он приехал из Владикавказа и оформился на работу в Наркомпрос в качестве уполномоченного по Кавказу. Как долго он проработал в Наркомпросе, неясно. Весной 1921 г. он работал в НКИДе (Наркоминделе). В марте 1921 г. Б. Е. Этингоф был командирован в Грузию от НКИДа в качестве сотрудника Отдела Востока, о чем рассказывал А. C. Енукидзе:

Тов. Этингофа я впервые увидел в Харькове. Он пришел в вагон, в котором я ехал, познакомился и сообщил, что едет в Грузию по командировке Наркоминдела забрать архив Министерства иностранных дел б. Грузинского правительства[675].

Дальше в том же 1921 г. с конца апреля по август Б. Е. Этингоф работал в Наркомнаце заведующим отделом учебных заведений и ученых обществ, т. е. выполнял те функции, которые предполагались для него в 1920 г. в Наркомпросе[676]. Руководил Наркомнацем сам И. В. Сталин, с которым Б. Е. Этингоф был хорошо знаком и ранее[677]. Известно также, что с лета или осени 1921 и в 1922 г. Б. Е. Этингоф был прикреплен к агитотделу МК РКП, т. е. занимался пропагандистской работой[678].

С 21.06.1922 г. по 01.05.1923 г. Б. Е. Этингоф – начальник Отдела политического контроля ГПУ РСФСР. В качестве представителя Реввоенсовета в Главлите Б. Е. Этингоф был одним из авторов Инструкции Главлита его местным органам, изданной в ноябре 1922 г.[679] Он осуществлял радио– и почтово-телеграфную цензуру[680]. Однако он недолго удержался в этом грозном учреждении. С 05.05.23 Б. Е. Этингоф – уполномоченный в Главлите[681]. Тем самым он оказался одним из ведуших чиновников в области цензуры, хотя и не прямо идеологической. Вероятно, эта деятельность Б. Е. Этингофа в качестве цензора отражена С. М. Городецким в образе большевика Цивеса в его романе «Алый смерч», первое издание которого опубликовано в «Роман-газете» в 1927 г.:

На днях, через десять лет после описываемых событий, на углу Тверской я встретил Цивеса. Мы расцеловались. Он растолстел. Работает в социалистической академии <…> Я сказал Цивесу, что написал роман. – Ты смотри там, насчет идеологии! – предупредил он меня, – дай-ка я проверю! Я ведь много редактирую! – Не надо, – сказал я, – я написал все как было[682].

С 30 июля 1923 по июнь 1925 г. Б. Е. Этингоф вновь вернулся в Наркомпрос, был назначен Председателем Художественного Совета Госкино, уполномоченным в правлении[683].

Никаких документальных или достоверных сведений о контактах М. А. Булгакова и Б. Е. Этингофа в начале 1920-х годов у нас пока, к сожалению, нет. Мы можем лишь предполагать, что знакомство с Б. Е. Этингофом могло как-то помочь устройству писателя в Лито Глав-политпросвета[684], а также облегчить прохождение цензуры при публикации его ранних произведений. Однако М. А. Булгаков был явно осведомлен о деятельности Б. Е. Этингофа и, вероятно, это отразилось в его творчестве. Об этом речь пойдет в четвертой части.

В 1925 г. Б. Е. Этингоф снова был вызван в НКИД и направлен в качестве генерального консула в Трапезунд до конца 1928 г. Он на четыре года был отдален от московской и российской жизни и жил за границей. Как пишет Н. Б. Этингоф,

на целых четыре года Борис был выброшен из активной жизни. Он попал в тихую заводь захудалого провинциального городка[685].

От этого периода сохранились некоторые заметки тех, кто с ним там сталкивался. В воспоминаниях Н. Равича читаем: