Игра

— Теперь я предпочитаю зваться Сарой. — Она склонила голову набок, глядя на Джеймсона. — Раньше я никак не могла понять, почему вы работаете с этим человеком, — продолжала она, подходя ближе и глядя на него сверху вниз. — Не пойми меня превратно — в постели ты лакомый кусочек. — Она повернулась к Блум: — Но каким образом он вас дополняет, я не могла уразуметь. А теперь вижу. — Она положила ладонь на плечо Джеймсона. — Он привносит эмоции. Те самые, которых вам недостает почти так же, как мне: юмор, доверие… любовь.

Джеймсон стряхнул ее руку:

— Не трогай меня!

— Видите? Он сама реактивность и страсть. Прекрасно. — Серафина передвинулась в поле зрения Джеймсона. — Ты в самом деле прекрасен, Маркус. Я бы с радостью оставила тебя Огасте.

Блум показалось, что в помещении стало на несколько градусов холоднее.

— Погоди, — встрепенулся Джеймсон. — А как же то, что случилось на высотной парковке? На самом деле тебя никто не сбрасывал?

— А, это! Ты так до сих пор и не понял, милый? — Серафина присела на краешек своего стула. — Огаста слишком долго выясняла, кто твоя новая подружка, и мне, откровенно говоря… стало скучно.

— Тебе… скучно? — По лицу Джеймсона можно было подумать, что его сейчас вырвет. — Нет. Не складывается. Понадобилась бы подготовка. Тебе пришлось бы все спланировать заранее, измерить, приготовить снаряжение…

Серафина села поглубже на свой стул и вскинула брови, глядя на Блум.

— Мозги и мускулы. Почему вы сами не прибрали его к рукам, Огаста? Боялись, что он не клюнет на прелести стареющего синего чулка? Знаете, вы ведь бываете довольно симпатичной. Если постараетесь. — Серафина коротко хохотнула и отвела взгляд. — Кажется, я кое-кого задела за живое. — Она подмигнула Джеймсону. — Дело в том, Маркус, что мне было любопытно узнать, насколько сильны твои чувства. Можно даже сказать, что я весьма заинтригована этой вашей любовью. По-моему, она…

— Заинтригована? — с отвращением повторил Джеймсон.

— Есть такое слово… как это? «Притягательный». По-моему, любовь притягательна. — Она обратилась к Блум: — Как вы говорите, сходства между нами больше, чем различий. И как все прочие, мы хотим того, чего не можем заполучить.

Блум встретила ее взгляд.

— Кстати, это и ко мне относится. Потому что ответ — нет. Но вы ведь уже знаете, правда?

— Чего ты вообще хочешь от Огасты? — спросил Джеймсон. — Что она может отдать тебе и чего ты не можешь взять сама?

Каждое его слово сочилось гневом.

Серафина подняла глаза к разбитым стеклам в окнах над головой Джеймсона.

— Огаста догадалась, кто я такая, уже к третьему сеансу. Ни один другой психиатр или психолог ни разу меня не раскусил, а я бывала у многих. И это не значит, что им требовалось больше времени. Они вообще ничего не подозревали. Потому что я научилась очень ловко маскироваться. — Она посмотрела сверху на Блум. — Только она одна все поняла, и последние пятнадцать лет я гадала, как и почему это могло случиться.

— Потому что она чертовски хорошо разбирается в своем деле, — ответил Джеймсон.

— Может быть. Или же… — Серафина прищурилась. — Как только она ясно дала мне понять, кто я такая и что с возрастом это не пройдет, я догадалась, что единственный способ сохранить эту тайну — начать все заново. Долгие годы я стремилась к знакомствам с каждым специалистом по психопатам, какого только удавалось найти. Я даже написала научную работу в соавторстве со всемирно признанным авторитетом в этой области, и этот человек так и не понял, с кем работает. А я пришла к двум выводам. Что у меня особый дар. И что проницательность доктора Огасты Блум объясняется неким дополнительным источником.

— Каким еще дополнительным источником? — нахмурился Джеймсон.

Серафина скрестила руки на груди.

— Итак, Огаста, о каком источнике проницательности идет речь? Хотите сами просветить его или предоставите сделать это мне?

— Не понимаю, о чем вы вообще говорите, — ответила Блум. — В любом случае, дело касается только меня, так почему здесь Маркус?

— Вы знаете, почему Маркус здесь.

— Вот как?

— Ну конечно, знаете, Огаста. Поскольку ваша несчастная мать утратила связь с реальностью, ничто и никто в вашей жизни не имеет значения… кроме него. — Серафина посмотрела на Джеймсона. — И вправду очень прискорбно это признавать, но он не что иное как рычаг давления.

Без предупреждения мужчина в сером костюме вскочил и приставил шокер к спине Джеймсона. Тело Джеймсона изогнулось на стуле, в удерживающих его веревках, словно пытаясь сплющиться. Когда электрический разряд прошил его, Джеймсон не издал ни звука, но выражение его лица буквально вопило о нестерпимой боли. Секунду спустя он повалился вместе со стулом вбок. Остановить падение связанный по рукам и ногам Джеймсон не смог, его голова гулко стукнулась о бетонный пол. Тело корчилось, пока по нему распространялось напряжение, а потом серый костюм выключил шокер, и Джеймсон затих.

— Маркус! — Связанная Блум задергалась на своем стуле. — Если вы считаете, что заставите меня сделать то, что вам хочется, причиняя ему вред, вы жестоко ошибаетесь, юная леди.