– …и сотня гаковниц, – перебил его Варсонофий. – Про обоз хорунжего Мишки Баси я ведаю не меньше твоего. Да что с того? Не они ж сами, пищали эти да рушницы, стены боронить будут. Люди будут. Смоляне. А они уже – во, – аккуратно ткнул ухоженным пальчиком себе в бороду, куда-то, видимо, в район горла, епископ, – до края дошли. В наших силах было бойни этой, что в третий раз граду уготована, избежать. И коль уж Глинский самолично пожаловал к Смоленску, как тем было не воспользоваться? Все правильно сделали. – Поп глянул на так и застывшего на пороге Кузьму, в грубых лапищах которого спящая его ноша казалась совсем беззащитной. – Но мы ж не изверги какие. Попытались сделать так, чтобы без крови великой нынче обошлось, – не получилось. Значит, не судьба.
– Не судьба, говоришь? – упрямо насупился Юрий Сологуб, бросив искать поддержки в ворохе бумаг. – Ну, раз уж не судьба все мирно решить, значит, будем рубать по сему узлу саблей! И мне теперь нет дела до того, как разъярятся перебежчики Глинские. Не их одних война родни лишает. В конце концов, я на площади пред честным народом в чем клялся? А ты, коли запамятовал, ту клятву у меня торжественно принимал: «Замок держати и боронити и никому не подавати».
– Все так, – осторожно коснулся креста на животе Варсонофий. – Но именно потому, что я сам принимал ту клятву, прекрасно помню, что об убиении детей в ней не было ни слова. Христос свидетель, мне никогда и не думалось, будто милостивый наш господарь Жикгимонт тебя сюда воеводою вместо наместника Юрия Глебовича зря поставил. Хотя тот и продержал град два года, выдержав столько же осад…
– Ты меня сейчас тем попрекнуть хочешь? Думаешь, неведомо мне, что не сильно-то ты, твое святейшество, такой замене рад был? Может, оттого и призвал меня сюда король, что подозревал – не выдержат осаду бояре смоленские с тобою да Юрием Глебовичем во главе, сдадут замок.
– Господь с тобой, воевода. Даже если все бояре да гетманы желнырские сговорятся меж собой умереть, а не сдаться – что с того? Город – это не только оружная шляхта, стены и остроги. По прошлой осаде порушил Васильев пушечный наряд Крыношевскую башню, едва не срыл огнем и Заднепровский, и даже Пятницкий остроги – а город не пал. Выдержал. Сдюжил. Лошадей всех смоляне съели, но ворота не открыли. Потому что верили: уж в третий-то раз король их, который армию хоть и не спеша, но все ж собрал, такой осады боле не допустит. Да только он сызнова на них рукой махнул. Видать, тоже запамятовал, что город – это в первую голову люди, готовые его отстаивать. А много ль теперь их тут наберется, не пожалеющих ради обороны живота своего? Сам как считаешь? Вот и Юрий Глебович, который два года град сей удерживал, прекрасно знал, чем да как Смоленск теперь живет. И что не рушницы с пищалями, ядра да селитра ему в первую очередь надобны. Ему вера нужна. Если бы в Бога – то моя забота. Но в короля только сам его милость Жикгимонт мог заставить смолян снова поверить. Увы, вместо того он лишь наместника ропщущего убрал да стены латать принялся. Скажи, зная все это, ты и вправду можешь сокрушаться лишь о том, будто я опечален, что в сей грозный час тебя поставили смоленским воеводой? Слава богу, бывал ты им уже, и вроде бы за те четыре года роптать нам не приходилось.
– Сейчас другое время.
– Да нет другого времени. Есть только то, что дано нам свыше, а иного мы никогда не получим. И ничего о нем не узнаем. – Кто-кто, а Денис с этим утверждением вполне мог бы и поспорить. Причем вполне обоснованно. Да смысл спорить с марионетками кукольного театра? – А потому к чему кивать на кого-то, когда перво-наперво с себя спрос держать надобно? Потому что потом – и уже не здесь – точно такой же спрос за содеянное будет с тебя взят очень строго. И совсем не при дворе короля. Как думаешь, готов ли ты к нему? Все ли верно сделал? Или надеешься, что сможешь и туда захватить с собой все эти грамоты? Подумай, правда ли ты так уже веришь сим бумагам или просто хватаешься за них, как утопающий в трясине за соломину, путая их со спасением и пытаясь в первую очередь успокоить ими себя же самого?
Сологуб в первую очередь был воеводой. И по лицу его очень просто угадывалось, что он думает о киднеппинге. Одно дело булавой размахивать над строем обороняющихся, и совсем другое – своими руками убивать ребенка, который уж точно ни в чем не виноват. Он еще раз глянул на бумаги, как будто все еще надеялся найти в них ответ и на этот вопрос тоже. Потом поднял хмурый взор на отряд потрепанных спасателей. Денис при этом постарался сделать незаметный шаг к открытой двери: почему-то слабо верилось, что этот смоленский Саурон забыл о пинке под высокопоставленный зад и просто так отпустит «футболиста», который исполнил такой рисковый штрафной.
Но почему-то пронесло.
– Эй! Есть кто там? Быстро сюда!
В следующую секунду воевода рухнул на пол как подкошенный. Вернее, почему – как? Брошенный Кузьмой топор попал ему прямо промеж глаз. Ладно хоть обухом. Но и того хватило. Сологуб, даром что воин тертый и опытный, даже моргнуть не успел.