Но скептический его настрой мгновенно улетучился, когда коротконогий кабысдох с готовностью тявкнул, подорвался, с «прокрутами» процокав по половице когтями, собрал гармошкой пеструю тряпичную дорожку и прыснул куда-то вглубь женской половины воеводина терема.
Что такое правильная планировка? Это когда абсолютно идентичные этажи соединены друг с другом в одном и том же месте переходами: лестницами или лифтами. Все подчинено строгим линиям и пропорциям. Чем думали архитекторы цифровых уровней, когда рисовали в этом виртуальном вертепе такие вот дворцы, совсем не понятно. Но уж точно не привычными законами современного строительства. Переход с одного этажа на другой мог оказаться как в конце темного коридора, увешанного по стенам коврами и шкурами, так и в маленькой каморке, лишний раз зайти в которую догадались бы разве что тараканы. И, судя по всему, одна очень назойливая псина. Когда она, поскуливая, поскреблась в очередную дверь, Денис решил поделиться со спутниками назойливо роящимися в голове сомнениями:
– Как этот Прошка смог разыскать нас в долбаном лабиринте? И уж тем более – добраться до нас?
– То у тебя токмо нюх на баб натаскан, – тут же хмыкнул Кузьма. – А собачатина, почитай, и так-то умнее некоторых, да еще и нос у ней чует будь здоров всяких воней. Вот и распознала твою.
– Да? А двери перед ней тоже, видимо, моя вонь открывала?
– Не шибко удивлюся. Несет от тебя изрядно.
– Двери. – Отворив перед носом дворняги требуемый проход, Ярина насмешливо глянула на своих спутников.
– Да я вижу, что не зад коровий, – проворчал одноглазый. – И что с того, что двери?
– Открываются все на нашу сторону. Не заметил? И не заперты.
– Собака сама все двери открыла? – с недоверием глянул Денис на поскуливающую от нетерпения псину. И как только Ярина потянула на себя ручку, коротконогая дворняга мигом юркнула в отворившуюся щель, не ожидая, пока дверь откроется полностью. – Это что ж за Куклачев ее вырастил?
– Кто?
– Забудь. Пусть будет игровая условность.
– Ты мне кончай загадками баять. А то эта условность у тебя вместо башки появится. – Для убедительности безухий тряхнул в руке клевцом, видимо, искренне полагая, что непонятное слово «условность» идеально подходит именно для его описания.
Проследовав за четвероногим проводником, они оказались в очень просторном помещении. Потолок его выгибался сводчатыми полукружьями, а держали все это вычурное благолепие массивные, но при том лоснящиеся изяществом резьбы и завитков колонны. Меж двумя из них, образовавших широкую арку, и проскочила собака, мелкой дробью стуча когтями по половицам. Далеко, впрочем, вырваться вперед псина снова не смогла. Пройдя под аркой и завернув за угол, Денис со своими явно навязанными сценарием соратниками по квесту нашли ее поскуливающей под очередной низкой дверью. Собака снова скребла доски двери. Лай нерешительно вздрагивал где-то в глубине ее глотки, словно не осмеливаясь вырваться наружу.
И в тот миг, когда Кузьма, опередив своих нерасторопных спутников, уже потянул было руку к тускло поблескивающему медью кольцу, что служило тут дверной ручкой, изнутри надтреснул раскат недовольного голоса:
– Да уймет кто-нибудь эту псину?
Услышать мужской голос на женской половине, судя по тому, как он отдернул руку от медного кольца, не ожидал и Кузьма. И уж тем более никто не чаял столкнуться здесь с хозяином этих хором – воеводой Сологубом. Тем не менее ровный и сильный голос мог принадлежать только ему.
С той стороны двери пробухали тяжелые приближающиеся шаги. Массивные дубовые доски низенькой входной группы дрогнули, подались вперед. Натужно вздохнули петли. Но на сей раз собаке просочиться в образовавшуюся щель не позволили. Она с готовностью стартанула с места, но вдруг уткнулась мордой в сапог, обиженно взвизгнула и прянула назад. Как и три ее двуногих спутника. Одноглазый, явив чудеса гибкости, свойственной разве что балеринам, изящным пируэтом упорхнул за массивное тело квадратной колонны-столба, где и затаился. А Денис вдруг понял, что, прячась за открывающуюся дверь, снова непроизвольно отодвинул себе за спину Ярину, придавив рукой к стене. Но сейчас было, пожалуй, не до извинений в бестактности.