Игра на выживание

Не надо было становиться дипломированным доктором исторических наук, чтобы и без ученой степени определить – вокруг них бурлил котел войска, готовящегося вот-вот принять бой. В нескольких сотнях метрах от них выстраивались в правильные линии и более-менее строгие прямоугольники боевые порядки русской рати. Над ними упруго хлопали, полоскаясь на ветру, стяги и мелко трепетали треугольники флажков на тысячах воздетых к небу копий. В воздухе стоял густой дух железа, кожи, пота и конских каштанов. Причем, какой из запахов превалировал над остальными, сказать было сложно. А вот что видно было и максимально неопытным глазом, так это подавляющее преимущество конницы над пешими шеренгами. Какая куча фуража требовалась на прокорм такой прорвы лошадей, можно было только предположить.

– Что замерли, ироды? Думаете, мне сейчас другого дела нет, кроме как на вас любоваться?

Глаза воеводы колко оглядывали перстень Варсонофия, который вручил ему рында, прежде чем подвести к воеводе двоих вестников, от которых тот кольцо и получил. Сомневаться в том, кому принадлежит побрякушка, не приходилось. А хуже всего было то, что посыльные владыки утверждали, что у них к воеводе Михаилу Булгакову дело безотлагательной важности и решить его надо непременно до начала намечающейся масштабной заварухи. Михаил прекрасно знал, что это такое – слово смоленского епископа. Пренебрегать им ни в коем случае не стоило.

Но, конечно, никак не мог подумать, что гонцами выступит пара знакомых ему висельников. Теперь он очень сильно пожалел, что согласился выслушать «гонцов» до сечи – видел в их появлении дурной знак. А когда один из них открыл рот, моментально понял, что пожалеть сегодня придется еще не раз.

– Это ловушка. Нужно отходить, не ввязываясь в битву.

Голица смерил Дениса таким взглядом, будто тот предложил ему оттолкнуться от земли и присоединиться к грустному клину журавлей, тоскливо растянувшемуся в высоком светлом небе.

– Совсем рехнулся? – как-то даже непривычно спокойно вопросил он. – И вот с этим предложением ты решил явиться сюда, ко мне? Прямо перед битвой? Кто пустил?! – вдруг рявкнул он так громко, что вздрогнули пара степенных воевод из его свиты, а одна из лошадей фыркнула и оторопело застригла ушами. – Рядом с этими двумя на кол посажу христопродавца!

– Так ведь того… – оторопело засопел тот самый рында, что доложил воеводе о визитерах и передал врученную ими печатку смоленского епископа. – Они ж не откуда-то там явились. Со стороны лагеря конюшего…

– Чего?! Так это Челядин их ко мне отправил?! Совсем он там рехнулся, что ли?! Мне письмо пришло от самого Даниила Васильевича Щени…

– Письмо подложное, – без тени уважения перебил воеводу Денис. – Как и все в этой душной от падали истории.

– Тебе, пес, кто-то слово давал?

– Помнишь, тебе Василий Глинский задал вопрос? Откуда ты знал о том, где именно и когда нужно ловить беглецов, покидающих Смоленск? Княжну Елену с ее «свитой»? Уж не Стефан ли пушкарь надоумил?

– Что? При чем тут… Да как ты несешь, собака безродная! Взять их! Колесовать погань!

– Может, и меня колесуешь, Михаил?

Сильный голос, прозвучавший веско и степенно, заставил боярина Булгакова раскраснеться еще сильнее. Он с неприкрытой злобой уставился на богато одетого вельможу, возвышавшегося над ними на вороном коне с богатой попоной, важно позвякивающей уздой, в которой угадывалось присутствие благородных металлов.

– Челядин?! – Взгляд Голицы на новоприбывшего персонажа их драматической миниатюры красноречиво говорил о том, что в пантеоне его личных врагов Денис находится далеко не на первом месте. – Что ж ты не успокоишься-то никак. Тебя прислали мне в подмогу. Так вот и помогай! Что ж ты лезешь со своим рылом поперек меня командовать?

– Быть может, потому что это я конюший государя московского, а не ты? – Оппонент Голицы если и походил на какого-то персонажа в представлениях Дениса о Средневековье, то разве что на полную противоположность былинного богатыря. Узкие плечи, тонкий аристократический нос, благородная седина в бороде, усталый взгляд выцветших глаз, под которым тем не менее съеживался каждый, на кого он падал. Кроме Булгакова. Тот не иначе видел в нем прямой вызов. И реагировал соответствующе:

– Что с того? Грамоту о том, что именно я должен вести эту рать, жаловал мне сам князь Щеня. Тот самый, который бивал уже перебежчика Острожского, что стоит сейчас против нас в этом поле. И который взял на копье Смоленск, когда другие до того два года не могли.

– Даниил Васильевич – добрый воин. – Челядин спрыгнул с седла одним молодецким махом. Так лихо, будто седина в бороде принадлежала вовсе не ему. Денис, который на протяжении всего пути сюда был озабочен исключительно тем, чтобы не слететь с седла под мельтешащие внизу ноги лошади, невольно позавидовал такой ловкости. – Но это не делает его великим князем. Который пожаловал меня честью стать его конюшим. А что до той грамоты, про которую ты говоришь… не эта ли особа, случаем, тебе ее привезла?