Игра с химерами (СИ)

Я беру и его на руки и прижимаю к груди. Сначала он хочет непристойно пошутить, но, когда его пронзает поток моего о сознания, безмолвно обмякает, как тряпичная кукла. Сейчас он похож на пациента, подключённого к капельнице. В него вливаются мои чувства: благодарность собеседнику за то, что дал изложить свою историю в письме, а не в разговоре; презрение к телу, неспособному скрыть свою боль; всепоглощающий поиск партнёра и хроническая неспособность быть вместе из-за разницы во взглядах; ярость за отвержение безо всякой попытки узнать поближе. Злости много: и за наигранное объяснение извечного «почему нет», и за неспособность почувствовать то, что пережили мы с Голем – ибо стоило нам услышать о другой, как моя реплика приняла удар на себя и уползла истекать кровью, пока я приказала нашему носителю улыбнуться, пожелать удачи и доволочься до дома. Фрустрация, как ком волос в раковине, такая ожидаемо-неожиданная находка. Опять. Как ни крути, а она возвращается и приносит с собой полную беспомощность. Ничего удивительного, что я взорвалась потоком нелестных характеристик и переоценкой всего произошедшего. Жаль, что ничего не вышло – надо было поиметь и выбросить первой. А вместо этого в моих руках фиглярство, и это словно плащ-невидимка. Никто не видит, что внутри меня остался один щебень и горящие клочки, где нет и грана порядка.

Но…

Этот хаос озарило. В нём словно вспыхнула сверхновая. Кто сказал, что их любовь будет жить вечно? Кто сказал, что всё потеряно? Кто в состоянии запретить мне охотиться?

Так тяжело, так ужасно тяжело, но вроде бы ещё жива, ещё дышит и ещё в состоянии ходить и смеяться. Не сейчас. Не снова.

Этот смешной, отчаянный энтузиазм разбивается о новое «Нет». Всё. Финал. Delete. Пожалуйста, хватит. Занавес и «снято». Очередная трагедия, мыльная опера, каких полно и какие ещё не скоро прекратит штамповать человечество. Всегда будут герои с утешительным призом и всегда будут отщепенцы-неудачники, на которых сэкономят ресурсы.

Это беспримерно жестоко и беспощадно. Зато так по-людски.

Существо в моих руках начинает хрипеть, и я ослабляю хватку:

– Извини, я не нарочно.

– Стиснула так стиснула… Уф… Только не говори мне, что это письмо достигло адресата.

– За всё приходится расплачиваться, – я перевожу свой взгляд на Тварь Углов, – Если бы я могла, я бы послала следом кусок хлеба – чтобы заесть и переварить.

– Да ты…О, боги мира сновидений, ты… Ты… – он ищет название, но сдаётся, в итоге просто укладываясь рядом.

Какое-то время я на автоматизме курю, чтобы унять дрожащие руки.

– Жалко мне тебя, сучка, – наконец, изрекает он после порядком затянувшегося молчания.

– «Сучка»? – абсолютно без обиды переспрашиваю я.

– Стопроцентная. Хоть и ухаживаешь как кобель… Эй, не раскисай!.. Ну, хочешь, будь моей самочкой.

Я смотрю прямо в его бездонные очи, и, учуяв благие намерения, вдруг начинаю заливисто хохотать.

– Ну тебя совсем, – бурчит он и отступает, поджав хвост, – Сегодня ты ненормальная…

========== Из «Энциклопедии абсолютного и относительного сновидения». Стремление как философская концепция ==========

Несмотря на то, что Орден Фаэтона не состоит под началом ни одной из известных религий, есть кое-что, что признаётся общим для всех дримеров, а именно идея Стремление и всё, что с ним связано.

Исторически Стремления возникли в тот же период, что и дримеры. По сути, каждое Стремление представляет собой то, что французы называют raison d’etre – смысл жизни. В отличие от представлений о некоем божестве, традиционно общем для всей группы, у каждого дримера есть своё индивидуальное Стремление. Это может быть некое абстрактное понятие, явление и даже животное, но чаще это любимый человек. Вне зависимости от разновидности Стремления каждый дример говорит о нём с любовью и гордостью, иногда украшая именем или изображением свои доспехи или знамёна. Отчасти это напоминает культ прекрасной дамы времён рыцарского Средневековья и так же, как и он, воспевается в песнях и упоминается в стихах вирта.

========== Конфигурация двадцать третья ==========

Шпиль захлёбывается в крови.

– Я весь измазался! – шипит четвероногий демон. Он отмывает лапы, сидя на книжной полке.

Я молча подаю ему моток бумажных полотенец и шлёпаю по липкому полу вниз, в подвал. К гадалке не ходи – она точно там спряталась.

Во мраке утробы стен Голем похожа на кусок сырого мяса. Она бьётся в страданиях. Сейчас она кажется ещё миниатюрнее, чем обычно.

– Ты знаешь, что у меня не было выбора, – говорю я. Она знает. Знает, что страдает ради общего блага, но в её сопении пробивается истеричный свист.

– Хватит. Ты залила собой весь Шпиль, – я подхожу, и она синхронно со мной отодвигается. Похоже, будто она обернулась в только что освежёванную мышцу. Кровоточит всё тело.

– Вставай. Достаточно.

Она конвульсивно сжимается в клубок, едва я заношу ногу, чтобы пошевелить её. Можно подумать, я её постоянно поколачиваю.

– Пинками тут не поможешь.

Конечно. Незаменимый ингредиент – лысая тварь с жизненно важными советами.

– Уйди отсюда, чтобы я долго тебя искала.

– Понял.