Игра со смертью

Фраза срывается в крик, вопль. Лучше любой кислоты боль от пропускаемому через тело электричества разъедает разум. Аккуратный белый воротничок в крови от побоев, один глаз заплыл. Надо мной глумятся двое незнакомых мужчин и им явно приказано делать все, что захотят. Цель – лишить воли. Сделать все возможное ради этого, а моя цель – вытерпеть все унижения и выйти из камеры с гордо поднятой головой, даже если ноги будут дрожать.

- Что ты успела донести? (нем.)

- Пошел к черту! - наконец то нахожу в себе силы прохрипеть это и злобно оскалиться.

- Еще. (нем.)

Он стоит, нависая надо мной, точно монстр из страшной сказки, Степан опустился на одно колено и засучил рукава, не желая намочить рубашку. Но не вышло – я барахтаюсь, извиваюсь, как можно сильнее сжимаю пальцы, но не могу заставить себя делать это с достаточной силой. Он вынужден и не виноват. Когда раздается вой сирены – мозг начинает плавиться от обилия паники и ощущений. Вытаскиваю снова.

- Не н…

Вода наполняет легкие. Мне уже страшно.  Ничего кроме страха, какой-то не здоровой паники и ужаса. Я перестаю нормально отражать происходящее, все сливается в ледяную воду, мышцы ног, которых сводит и боли в горле. Что внутри, что снаружи.

Выход ч.3

Я растворяюсь в этом, теряю самообладание и самоконтроль. Просто хочу, чтобы это закончилось. Разум постепенно меркнет, вспыхивает лишь с глотками свежего воздуха, но насладится ими не дают – возвращают в ледяные объятия. Ванна грязная и обшарпанная, со сколами, тонкими сетками трещин. Вернее, грязная она на ощупь – если окунутся в мир ощущений, то кажется, что я захлебывают мазутом, не иначе. Противно. Мерзко. Хочется плакать. Смыть с себя это чем угодно, тереть грубой мочалкой до такой степени, пока не не покажутся мышцы, спрятанные под кожей.

- Что ты сказала? (нем.)

Он забрасывает меня вопросами, но не дает ответить. Просто старается измотать. Что бы не осталось сил к сопротивлению. Лишенная сна, привыкшая к довольно вольному и относительно спокойному режиму сна я готова выть волком.

- Кто еще шпионит для СССР? (нем.)

В мыслях сплошной туман.

- Степа, Степа, Степа… - я забиваюсь в угол, обнимаю колени руками и дрожу. Вся в синяках, ссадинах и кроподтеках. От любимого платья осталось одно название, оно порвало в клочья, заляпано кровью. Мысль о Роневе не дает сойти с ума. Как он врывается сюда, быстро приближается ко мне и тянусь к парню, обхватываю шею руками, обнимая. И наконец рыдаю глухо в плечо.

- Степа…

На моем теле не оставляют шрамов, только бьют. Тело должно быть чистым для будущих заданий, если переживу этот кошмар.

- Какой сегодня день? (нем.)

Я тяжело дышу, а голова уже откровенно виснет. Сил не осталось никаких. Я не падаю и не тону только потому, что «господин Мюнгер» до сих пор крепко держит меня. И мне хочется представлять, что не за горло, болезненно сдавливая его, а просто на руках, бережно подхватив. Как тогда…

- Прекрати! – я смеялась, стараясь вырываться, - Нам итак влетело!

- А тебе не плевать? – улыбался Степан, требовательно накрывая губы жарким поцелуем. Еще несколько секунд, ноги коснулись земли, а я прижата спиной к стене корпуса. Свет фонаря сюда не дотягивается, но едва он отстраняется, я вижу, как озорно блестят его глаза. Влюбленный придурок.

Картинка снова смазывается и обращается бульканьем, приглушенным всплескам воды. Сирена продолжает орать, а я ощущаю себя забившейся в угол мышью. Такой серой, невзрачной, которая дрожит и не знает куда себя день, затравленно озираясь по сторонам.

- Мы знаем о твоем компаньоне, - даже вода кажется теплой по сравнению с этим колючим голосом. (нем.)