Игра со смертью

Меня отсегнули? Осознаю я это ровно в тот момент, когда немец заходит мне за спину и с силой бьет по позвоночнику. Вроде дубинкой. Ребра взрываются болью, грудную кретку охватывает пламя. Я отчаянно пытаюсь сделать вдох, но каждый - новая пытка. Даже не выдохнуть. Кислорода не хватает. Я падаю на четверенки и широко раскрываю глаза.

"... В душе моей угасла не совсем..."

Меня швыряют на пол, как котенка вторым ударом. При желании этим бы двоим не поздоровилось. Но у меня сил нет даже на то, что бы встать, куда уж махать кулаками. Я остро понимаю, насколько велико желание просто лечь и умереть. Что бы все прекратилось. Смерть сейчас не страшна. Она бы стала подарком.

"...Но пусть вас это больше не тревожит..."

- Ты сказать там то, чего желать господин Раух, - картавый голос едва слышится, а силуэт, который все жу удается различить, хоть и выходит смазанным. Они уже поняли, что не получат от меня ни слова на немецком. Пошли на уступки. Я стараюсь отдышаться, потом кое-как поднимаюсь на колени, расправляю спину, чуть откидываясь назад и стоя на коленях, озлобленно смотрю на нациста. Маленькая, ничего не значащая пешка.

И ухмыляяюсь. Им даже не назвали точного вопроса - наверняка пристрелят сразу же, как донесут мои сведения. Такое не доверяют лишним ушам, а простое избиение тот (не)человек посчитал недостойным для себя и нового помошника в лице Степы.

- Ты можешь катиться ад, вместе с Раухом.

"... Я не хочу печалить вас ничем..."

Тут же получаю наотмашь по лицу тяжелым сапогом, потом вдогонку в живот, когда падаю. Это дейсвительно гораздо больше похоже на простое избиение сейчас, нежели пытку. Но я знаю - это к лучшему. Мнее не хочется снова сидеть на этом стуле, на котором каждое движение в запястьях или лодыжках причиняет боль, натирая кожу. А не дергаться не получается. Или отправишься в узкую обшарпанную ванну. Горло до сих пор саднит и першит - не быть мне разведчицей, если я не умудрилась простудиться.

"....Я вас любил безмолвно, безнадержно..."

Я уже не чувсвую кончиков пальцев, хотя раньше они постоянно ныли, не переставая. Когда я лишалась ногтей - было больно настолько, что из глаз лились совершенно не прошенные слезы. Впрочем больно - мягко сказано. Пожалуй, даже слишком.

Меня снова поднимают, снова трясут, я даже рада в какой-то степени. Меня просто бьют и слава всему сущему и не очень. На мне ничего не выжигают, не сдирают кожу и не отрезают пальцы. Хотя могут. Но просто бьют, видимо пока считая, что для хрупкой девушки этого достаточно. Пусть считают. Или этому Рауху просто интересно какой эффект возымеет это действие? Поспешу его разочаровать - он был гораздо ближе к цели, когда топил меня в этом чугунном корыте.

"... То робостью, то ревностью томим..."

- Ты сказать...

- Я уже сказала... - хрипло шиплю я и плюю в лицо немцу смесью крови и слюны, - Ты можешь катиться в пекло.

"...Я вас любил так искренне, так нежно..."

Он что-то орет на немецком, я снова оказываюсь на полу. Через несколько секунд все, что понимаю - новые порции боли. Живот, спина, ноги, руки.

"...Как дай вам бог..."

Сознание мутнеет, я чувсвую, что скоро отрублюсь. Делать это, оказывается, целое исскуство. Когда это произойдет, эти двое осознают, что перестарались и оставят меня. Может даже испугаются сначала, что убили случайно. Если повезет - не станут приводить в чувства. Мне хочется спать, но не дают этого делать специально. Уже поняла, что отдыхать получится только в обмороках, когда тело не выдержит и будет находится на пределе.

А я постепенно проваливаюсь во тьму, еще большую, чем царит в этом подвале.

"...любимой быть другим"

Подполье

«Молчат гробницы, мумии и кости.

Лишь слову жизнь дана.

Из древней Тьмы, на мировом погосте

Звучат лишь письмена.

И нет у нас иного достояния –

Умейте же беречь!

Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья

Наш Дар бессмертный - Речь»

Всегда любила Блока. Я находила во многих его стихах себя, свое настроение. Сейчас, перебирая в зыбкой памяти все прочитанной, выученное еще в школе, на уроках обожаемой литературы.