Он громко хихикнул. Он не часто издает подобные звуки. За те годы, что я с ним провел, мне не удалось зарегистрировать ни одного похожего. Должно быть, он выражал нечто вроде радостного согласия. Секунды три я постоял, давая ему возможность перевести дух, если пожелает, но он не желал, и я направился к лестнице. Там поднялся на два этажа, вставил ключ в скважину, постучался и назвал свое имя. И когда голос разрешил мне войти, я открыл дверь и перешагнул через порог.
Устроилась она уютно. Одна из кроватей была разобрана, и покрывало, аккуратно свернутое, лежало на другой. Сидя за столом у окна, она при свете ночника что–то делала со своими ногтями. В голубом пеньюаре и босиком она выглядела меньше ростом и моложе, чем накануне.
— Должна вас предупредить, — заметила она, ничуть, впрочем, не жалуясь, — что через десять минут я лягу спать.
— Сомневаюсь. Вам придется одеться. Вульф хочет, чтобы вы спустились к нему в кабинет.
— Сейчас?
— Сейчас.
— А почему бы ему не подняться сюда?
Я огорчился: при таком обороте дела она начинала представлять для меня угрозу — подобное отношение к себе в своем собственном доме Вульф бы посчитал образцом наглости.
— Потому что здесь не найдется достаточно вместительного для него кресла. Я подожду в коридоре.
Я вышел, закрыв за собой дверь. Причин для восторгов у меня не было. Правда, в дело, которое обернулось перспективой десяти тысяч, влез именно я, но мне даже в голову не приходило, каким образом ими завладеть и какую линию поведения изберет Вульф. Я сообщаю о своей позиции, а он хихикает!
Одевание, не занявшее у гостьи много времени, принесло еще одно очко в ее пользу. Появившись передо мной в давешнем персиковом платье, она спросила:
— Он очень сердится?
Я постарался ее не пугать.
Лестница, достаточно широкая для двоих, позволила нам спускаться бок о бок, причем ее пальцы лежали на моей руке. Лишнее доказательство того, что я становился «своим». Я заявил Вульфу, что она — моя, дабы подчеркнуть значительность своих деловых качеств и заявить о своем приоритете в данном вопросе. Возможно, когда мы входили в кабинет, я и выпятил грудь, но не намеренно.
Она подошла к письменному столу, протянула руку и сердечно произнесла:
— Вы точно такой — ужасно странно, — но именно такой, как я думала! Я бы…
Она замолчала, потому что ее обдало холодом. Он не шевельнулся, а выражение его лица было если и не враждебным, то далеко не дружеским. Она отступила назад.
Он заговорил:
— Я не стану пожимать вам руку, ибо потом вы наверняка посчитаете мой порыв обманом. Давайте подождем. Садитесь, мисс Идз.
По–моему, она держалась молодцом. Мало приятного, когда тебе отказываются пожать руку, какими бы объяснениями отказ не сопровождался. Она вспыхнула, открыла рот, снова закрыла его, посмотрела на меня, потом опять на Вульфа и, решив, очевидно, что ей следует проявлять выдержку, шагнула к красному кожаному креслу, но внезапно подалась вперед и спросила:
— Как вы меня назвали?
— По вашей фамилии, Идз.
Пораженная, она молча перевела взгляд на меня.
— Как? — спросила она, спустя добрую минуту. — Почему вы ничего не сказали? Каким образом?..
— Послушайте, — взмолился я, — вас щелкнули по носу, и не все ли равно кто — он или я? Садитесь и успокойтесь.
— Но не могли же вы… — Конец фразы повис в воздухе. Она опустилась в кресло. Ее замечательные глаза обратились на Вульфа. — Разницы, конечно, никакой. Теперь мне придется заплатить вам больше, но я так и собиралась сделать. Мистер Гудвин в курсе.
— Да, он объяснил вам, что берет от вас деньги условно, на случай моего согласия. Арчи, достань их, пожалуйста, и отдай.
Я, естественно, ожидал такого поворота и решил не разыгрывать трагедии. Когда бы и где я ни садился на мель, мне всегда хотелось выглядеть при этом максимально эффектно. Я встал, подошел к сейфу, открыл его, вынул деньги и предложил их Присцилле. Она дажа пальцем не шелохнула.
— Возьмите, — посоветовал я. — Иначе вам придется искать место получше. — Я бросил пятидесятки ей на колени и вернулся к своему креслу.
Когда я сел, Вульф заговорил:
— Ваше присутствие здесь, мисс Идз, нелепо. Тут не меблированные комнаты и не лечебница для истеричных женщин. Это мой…
— Я не истерична!
— Прекрасно. Допускаю. Тут не убежище для неистеричных женщин. Это моя контора и мой дом. Ваш нахальный приход, ваше желание остаться на неделю, есть и спать в комнате, расположенной прямо над моей, и отказ при этом сообщать о себе что бы то ни было — по меньшей мере чудовищны. Отлично все понимая, Гудвин непременно выгнал бы вас, не реши он использовать ваше фантастическое предложение для того, чтобы подразнить меня… Правда, тут следует еще учесть вашу молодость и привлекательность. Благодаря перечисленным фактам, вас доставили в комнату, помогли вам распаковать вещи, подали еду… и в моем хозяйстве в‘се полетело вверх дном. Затем…
— Мне очень жаль. — Лицо Присциллы покрылось хорошим ярким румянцем, никаких слабеньких расцветок. — Просто очень. Я немедленно уйду. — Она привстала.
Вульф поднял руку.