Игра в классики

Ему, видимо, пришло в голову проконсультироваться с телефонным справочником «Bottin», и он тут же набрал первый попавшийся номер телефона дома, где жил Оливейра, — разумеется, он попал не туда. Выражение лица добропорядочного господина с шестого этажа, который постучался к нему в халате, было совершенно ледяным, quelqu’un vous demande au telephone,[336] Оливейра в смущении натягивает футболку, поднимается на шестой этаж, навстречу ему разгневанная мадам, и он узнает, что его приятель Эрмида уже в Париже, когда мы увидимся, че, я тебе новости привез обо всех на свете, о Травелере и обо всех наших из Биду, и так далее и тому подобное, а мадам, скрывая раздражение, ждет, когда Оливейра начнет плакать, узнав о кончине кого-то близкого и дорогого, а Оливейра не знает, что делать, je suis tellement confus, madam, monsieur, c’était un ami qui vient d’arriver, vous comprenez, il n’est pas du tout au courant des habitudes…[337] Ax, Аргентина, там кто когда хочет, тогда и приходит, двери дома открыты всегда, времени — до небес, все впереди, вся жизнь, пф, пф, пф, а вот у того, кто сидит в трех метрах от меня, в глазах ничего такого, наверное, нет, ничего и не может быть, пф-пф, теория коммуникативных систем рухнула, ни мамы, ни папы, ни жареной картошки, ни пи-пи, ни пф-пф — ничего, только трупное окоченение, а вокруг какие-то люди, даже не уругвайцы и не мексиканцы, а те, которые всегда слушают музыку во время бдения у тела маленького ангела Господня и появляются всякий раз, когда потянешь за ниточку из клубка, люди не настолько простые, чтобы пережить это ужасное происшествие, приняв его близко к сердцу как что-то свое, но и не настолько самоуверенные, чтобы не реагировать на подобные обстоятельства, посчитав их за one little casualty,[338] как, например, три тысячи человек, сметенных ураганом «Вероника». «Все это дешевая антропология, — подумал Оливейра, чувствуя, как холодок сводит желудок судорогой. А кончается все и всегда нервами. — Вот что такое настоящая коммуникативная система — предупреждающие знаки под кожей. И для этого нет словаря, че». Кто погасил рембрандтовскую лампу? Он не помнил точно, но кажется, какое-то время назад над полом словно бы клубилась пыль цвета старого золота, однако сколько бы он ни старался восстановить в памяти все, что было после прихода Рональда и Бэбс, ничего не получалось, в какой-то момент Мага (потому что это наверняка была Мага), а может, Грегоровиус, — словом, кто-то из них погасил лампу.

— Как ты будешь делать кофе в потемках?

— Не знаю, — сказала Мага, расставляя чашки. — Только что был какой-то свет.

— Зажги лампу, Рональд, — сказал Оливейра. — Она под твоим стулом. Просто поверни абажур, классический способ.

— Идиотизм какой-то, — сказал Рональд, и никто не понял, относилось ли это к способу включения лампы или к чему-то еще. Свет унес фиолетовые шары, и Оливейра почувствовал вкус сигареты. Сейчас ему было и вправду хорошо, он согрелся, и скоро они будут пить кофе.

— Иди сюда, — сказал Оливейра Рональду. — Тебе здесь будет лучше, чем на стуле, у него в сиденье что-то острое, так и втыкается прямо в задницу. Вонг включил бы его в свою пекинскую коллекцию, я уверен.

— Мне и здесь хорошо, — сказал Рональд. — Если мы правильно поняли друг друга.

— Тебе там неудобно. Иди сюда. Если вообще эти две сеньоры сделают нам когда-нибудь кофе.

— Посмотрите на этого крутого мачо, — сказала Бэбс. — Он что, всегда такой?

— Почти всегда, — сказала Мага, не глядя на него. — Помоги мне, вытри этот поднос.

Оливейра подождал, когда Бэбс начнет свои обычные комментарии насчет того, как готовить кофе, и когда Рональд сполз со стула и оказался вплотную к нему, он сказал ему на ухо несколько слов. Грегоровиус, который их слышал, включился в разговор о кофе, и реакция Рональда потонула в похвалах мокко и сетованиях по поводу исчезающего искусства его приготовления. Потом Рональд снова сел на стул, как раз когда Мага протягивала ему чашку кофе. В потолок тихо стукнули два, нет, три раза. Грегоровиус вздрогнул и выпил кофе залпом. Оливейра с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, отчего желудочный спазм, может быть, мог бы и пройти. Мага было словно чем-то удивлена, она в потемках переводила взгляд с одного на другого, а потом стала шарить на столе в поисках сигарет, будто хотела уйти от чего-то, чего она не понимала, как иногда бывает во сне.

— Я слышу шаги, — сказала Бэбс, подражая интонациям Блаватской.[339] — Этот старик, должно быть, сумасшедший, с ним надо соблюдать осторожность. Однажды, в Канзас-Сити… Нет, это кто-то поднимается по лестнице.

— Я слышу все, что происходит на лестнице — сказала Мага. — Мне ужасно жалко глухих. — Мне сейчас кажется, что я рукой ступаю по ступенькам, с одной на другую. В детстве я получила десятку за одно сочинение, я написала историю про один маленький шумок. Очень симпатичный шумок, он приходил и уходил, с ним случались разные вещи…

— А я наоборот… — сказала Бэбс. — О’кей, о’кей, перестань меня щипать.