Каиафа позаботился о том, чтобы созвать всех в свой дворец. Начинаются прения. Члены Синедриона смущены, особенно саддукеи: «Что нам делать? Этот Человек много чудес творит. Если оставим Его так, то все уверуют в Него, и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ин. 11:47–48). Решение предстояло прежде всего политическое. Если священный Храм будет осквернен, они потеряют контроль над ситуацией и больше не смогут руководить людьми…
В 33 г. н. э. в установленной тогда в Иудее коллаборационистской системе роли были четко распределены. Назначенные римлянами религиозные власти отвечали за поддержание порядка. Оккупанты, конечно же, обладали необходимыми военными средствами, чтобы не оставить в стране и камня на камне, но они не могли заниматься вопросами повседневной жизни. А потому они поддерживали местную политико-религиозную администрацию, состоявшую из представителей крупных аристократических семей.
Для успеха дела надо было, чтобы храмовая стража схватила Иисуса. Что непросто: тот очень популярен и окружен множеством учеников, которые могут встать на Его защиту. Можно, конечно, арестовать Его вместе с ближайшими сторонниками… Но после вынесения смертного приговора как привести Его в исполнение? Придется униженно просить об этом римлян.
И тогда первосвященник Каиафа, будучи тонким политиком, заявляет: «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11:49–50). Иисус должен быть схвачен один, врасплох, без суда и следствия. Ведь при надлежащей организации процесса Он смог бы защитить себя. Поэтому лучше передать Его римским властям в качестве опасного самозванца, претендующего на царство. Иисуса распнут на кресте, — это был единственный способ казни, предусмотренный римлянами для заговорщиков. А это уже навсегда дискредитирует сторонников Иисуса и покажет народу, что римские власти безжалостны к такого рода инакомыслию. Таким образом, можно будет сохранить остатки свободы в Израиле. Циничное и, без сомнения, ловкое решение проблемы. Своей смертью Иисус обеспечит спасение Израилю и миру.
Большинство членов Синедриона согласны с предложением Каиафы и поручают первосвященникам заняться этим делом. Никакой религиозной подоплеки — только политические мотивы. Никакого суда не было и не будет. Такое решение принято несколькими руководителями Синедриона, несмотря на несогласие некоторых его членов, в том числе Иосифа из Аримафеи и Никодима, тайных последователей Иисуса.
Иисус сразу же узнает о вынесенном Ему приговоре. Вместе со Своими учениками Он удаляется в Ефраим (сегодня Тайбе), небольшую деревню к северо-востоку от Иерусалима.
Помазание в Вифании
За шесть дней до Пасхи 33 г. н. э., вечером в субботу[42], Иисус тайно возвращается из Ефраима и приходит в Вифанию в Иудее. Друзья приглашают Его на праздничную трапезу. За столом вместе с другими гостями сидит Лазарь, Марфа прислуживает. Входит их сестра Мария, держа в руках флакон с очень дорогими духами. Она помазывает ими ноги Иисуса, а затем вытирает их своими длинными распущенными волосами. Весь дом наполняется чудесным ароматом.
В разных Евангелиях об этом эпизоде повествуется по-разному. Матфей и Марк называют имя хозяина дома: Симон прокаженный. Эти два евангелиста, вероятно, ошибаются, когда говорят, что «женщина», которую они не называют, вылила содержимое алебастрового флакона с духами «на голову» Иисуса. Скорее стоит доверять автору четвертого Евангелия, который был вместе с Марфой, Марией и их братом Лазарем: Мария возлила духи на ноги Иисуса, что более необычно, чем помазание головы перед трапезой, чтобы почтить высокого гостя.
У Луки и совсем все странно. Он говорит о произошедшем не в Вифании, а в каком-то городке или деревне. С другой стороны, он подтверждает, что хозяина дома звали Симон, и приводит дополнительные детали. Симон принадлежит к братству фарисеев. Входит с сосудом с миром неизвестная «грешница». Иными словами, Симон-фарисей не считает ее ритуально чистой (но делать из нее проститутку было бы уже чем-то из ряда вон выходящим). «…И плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его, и мазала миром» (Лк. 7:38), — пишет Лука. С его точки зрения, то было выражением покаяния.
Не лишено интереса и продолжение рассказа Луки. Строгий моралист Симон размышляет следующим образом: если бы его гость действительно был пророком, то знал бы, что эта женщина — грешница. Но Иисус вопрошает Симона: у кредитора есть два должника; один должен 500 динариев, другой — 50. Долг прощается им обоим. Кто из них будет любить своего кредитора больше? Симон отвечает: тот, к которому проявлено больше милосердия.