Вторая точка зрения, согласно которой Иисус намеревался своей смертью довести до конца свою миссию, возникает как ответ на вопрос, что он думал о своей смерти, когда понял, что она неизбежна. Здесь я считаю один из ответов «потенциально возможным», и может быть, следует повысить его оценку до «возможного». Этот ответ состоит в том, что, когда Иисус понял, что смерть неизбежна, он увидел в ней смерть мученика» который будет оправдан. Вопрос, мягко говоря, непростой; и лучшее, что я могу сделать, — это сослаться на две замечательные трактовки Ч. К. Баррета, который, по-моему, сделал максимум возможного в этом направлении 31. Мои собственные попытки перепроверки данных не склоняют меня к мысли, что публикация их результатов сколько-нибудь улучшит понимание. Если вкратце, я могу воспользоваться формулировкой Маула: «Данные, которыми мы располагаем, позволяют думать, что Иисус... не искал смерти; он пришел в Иерусалим не для того, чтобы умереть; но он неуклонно следовал по пути истины, который неизбежно вел его к смерти, и он не искал способа уклониться» 32. Из этого можно также сделать естественный вывод: он считал, что умирает за правое дело, как посланник Бога, и поэтому думал, что Бог доведет дело до победы, Мк. 14:25 (он будет пить новое вино в царстве), возможно, показывает, что он думал, что Бог воскресит его, когда наступит царство, — для того, кто верит в телесное воскресение, мысль вполне разумная. Однако это может также означать, что он до самого конца надеялся на божественное вмешательство, — что царство будет установлено до того, как он умрет.
Некоторые хотят идти дальше и предполагают, что Иисус хотел умереть либо ввиду общего богословского принципа, согласно которому жизнь требует смерти 11; либо потому» что смерти требует любовь Бога, «которая ищет грешника», хотя и не объяснял себе, как эта любовь воспользуется его смертью 4; либо, в самом общем виде, потому что он уже тогда мыслил в терминах учения об искуплении '5. В наиболее общей форме, предложенной Иеремиасом, этот последний вариант требует объединения чрезвычайно большого количества отрывков, самые важные из которых — это предсказание страстей, Мк. 10:45 (отдать свою жизнь как выкуп за многих), и Мк. 14:24 («изливаемая за многих»)36. Некоторые аспекты мнения Иеремиаса, например» что Иисус отождествлял себя со Страдающим служителем Исайи, были опровергнуты '7, но имеются и общие возражения против всего этого направления мысли — что Иисус намеревался умереть за других, а не просто принимал свою смерть как должное и надеялся, что Бог спасет ситуацию и оправдает его.
Первое и самое очевидное возражение — что все речения, в которых Иисусу приписывается желание умереть, так тесно связаны с тем, что произошло, и с учением раннего христианства. что вероятность их создания ранней Церковью чрезвычайно высока. Критерий несводимости ни в коем случае не является непогрешимым, но здесь он должен вступить в игру. С таким же успехом можно приписать Иисусу учение о Троице или о воплощении.
Далее, историк не может быть удовлетворен объяснением которое сбрасывает со счета других действующих лиц драмы Если довести эту точку зрения до ее логического завершения получается, что Иисус сам принял решение быть убитым, пони мая свою смерть как жертву за других, и отсюда с необходимостью следует, что он добился этого, спровоцировав власти 38 С исторической точки зрения нельзя считать невозможным, что Иисус был сверхъестественной личностью, и я понимаю, что моя интерпретация его мыслей может заставить людей двадцатого столетия смотреть на него неодобрительно. Но утверждение, что он спланировал свою собственную спасительную смерть, делает его странным в любом столетии и замыкает всю драму в сфере его особой внутренней жизни 39. Все остальное, что мы о нем знаем, говорит о нем как о разумном прорицателе первого столетия. Мы должны руководствоваться этим знанием.
Третья точка зрения, согласно которой Иисус умер из-за своих высоких притязаний, — историческая возможность, заслуживающая серьезного отношения. На самом деле, я считаю ее отчасти верной. Есть ряд свидетельств, говорящих о его самоуверенности, которую многие, вероятно, воспринимали как эгоизм и дерзость. Понятно, почему данная точка зрения вызывает интерес у историка: Иисусу приписываются взгляды, которые остальным могли показаться оскорбительными 40. В двух других точках зрения этого нет. Сторонники первой просто заставляют его утверждать очевидное, во второй ему приписывается богословие, которое могло казаться малопонятным, но безвредным.