Однако высокие притязания, повторю еще раз, это нечто иное. Они помещают Иисуса в ныне знакомый нам мир, в котором находятся также Иуда, Февда и Египтянин. Последние два, несомненно, хронологически идут после него, но они показывают, что лидеры, выступавшие за Бога, бедных и Израиль, могли появляться, и что их убивали. Они не были убиты только за свои высокие притязания, только за то, что они говорили: «Я знаю тайну о Боге, и я признаю своими последователями даже тех, кто недостаточно щепетилен в отношении закона, но достаточно лоялен ко мне». Они должны были сделать что-то, чтобы их убили, но это же можно сказать и о Иисусе. Однако высокие притязания — один из факторов, сыгравших свою роль в смерти Иисуса, хотя мы не можем быть абсолютно уверены, что его высокие притязания проявлялись в явной форме. Но в неявной форме они были.
Таким образом, исследователи, предполагающие, что Иисус умер за истину «евангелия» или за утверждение их собственной версии христианства, могут идти как по правильному, так и по неправильному пути. Отводя Иисусу высокую роль, христианство, очевидно, правдиво по отношению к нему. До тех пор, пока мы стоим на этой позиции и не стремимся к дальнейшей христологической разработке (искупительная смерть) или к религиозным абстракциям реформаторской риторики (оправдание верой), мы находимся на твердом историческом основании.
Взаимоотношения между историей и богословием очень сложны, и я потратил немало усилий на то, чтобы вникнуть в эту огромную и трудную проблему. Я посвятил несколько лет тому, чтобы освободить историю и экзегезу от контроля со стороны богословия, т.е. от обязательства приходить к выводам, которые предопределены богословскими взглядами. В настоящей работе я продолжаю ту же линию. Это очень простая задача, но я считаю ее существенно необходимой для решения задач более сложных. Моя цель — быть только историком и экзегетом. Но, поскольку я критиковал столь многих за то, что их «история» и «экзегеза» диктуются богословием, читатель может поинтересоваться, насколько «мой» Иисус подогнан под мою богословскую позицию. Могу сказать просто: я либеральный, современный, секуляризованный протестант, пришедший в церковь, в которой доминируют невысокая христология и социальное евангелие. Я горжусь достижениями этой религиозной традиции. Однако я не настолько самоуверен, чтобы предположить, будто Иисус пришел ради того, чтобы установить эту традицию, или что он умер за ее принципы.
Связующая нить
Есть, однако, один жизненно важный момент, в отношении которого результаты этого исследования соответствуют моим ожиданиям. Мы искали нить, которая связывает цели Иисуса, его смерть и возникновение христианского движения. Сначала мы обнаружили общий контекст, охватывающий как Иисуса, так и возникшее после него движение: надежда на возрождение Израиля. Во-вторых, мы нашли конкретную цепь идей и событий, позволяющую нам с исторической точки зрения понять, как все происходило. Иисус провозгласил, что конец близко, что Бог скоро установит свое царство, что те, кто откликнулся на его весть, войдут в него и (по крайней меру, неявно) что он будет в нем править. Чтобы указать на переход от одной эры к другой, он сделал символический жест, опрокинув столы на территории храма. Это опасное действие привело к его казни, хотя свой вклад внесли и другие причины. После его смерти и воскресения его ученики продолжали ожидать возрождения Израиля и открытия новой эры» и по-прежнему видели в Иисусе того, кто займет в царстве первое место. Кроме того, как мы видели в гл. 8, они по-прежнему ждали неотмирного царства, которое установится в результате эсхатологического чуда, несмотря на то, что место действия могло сместиться от этого мира к небесному. Интерпретация личности Иисуса тоже постепенно менялась: на него смотрели уже не как на «Мессию» или «наместника*», а как на Господа. Некоторые из участников движения начали вовлекать в него язычников. Деятельность первых апостолов, столь хорошо отраженная в письмах Павла, полностью укладывается в известные чаяния возрождения Израиля.
Таким образом» я думаю> что связующие нити действительно есть. Кроме того, они кажутся настолько очевидными, что трудно понять, почему столь многие полагали, что не существует никакой цепи причин, ведущих от представления Иисуса о своей миссии и о царстве к его смерти и затем к Церкви. Однако я сознаю, что есть твердая традиция отрицания причинной связи, и что кое-кто подумает, что это именно я сплел нить, сшивающую все куски. Историки должны быть подозрительными по отношению к самим себе. Я пытался быть таковым, но я не могу усмотреть никакого другого объяснения самых очевидных фактов, касающихся Иисуса, его публичной деятельности и последовавших далее событий.
Контекст иудаизма: Новый Завет и еврейская эсхатология возрождения