Четвертый пункт наших возражений адресован в равной степени Перрину, Скотту и Бричу. Наша стандартная позиция заключается в том, что следует смотреть на результаты. Совершенно очевидно, что у последователей Иисуса были идеи о Боге и царстве. Предположить, что их идеи основывались на тотальном непонимании, — значит воссоздать в современной форме апологетическую тему Марка о непонимании учеников. Письма Павла показывают, что апостолы и братья Господа (1 Кор. 9:5) действовали как руководители еврейского эсхатологического движения. Если вся эта схема — начиная с Мессии и кончая финальным актом, включением язычников — не была сообщена посредством явлений Воскресшего, то откуда она взялась? Сомнительно, чтобы явления Воскресшего внедрили в умы учеников это множество идей. Вероятно. они уже думали в этом направлении, когда следовали за Иисусом. Брич и Скотт, видимо, считают, что Иисус вводил всех в заблуждение и был для всех абсолютной загадкой 21. Есть основания думать, что он вел себя отчасти загадочно, но в высшей степени маловероятно, чтобы ученики полностью не понимали его. Лучше все-таки продолжать думать, что у Иисуса, как и у других людей, были идеи, и что эти идеи имели какое-то отношение к иудаизму первого столетия 22.
Я не сомневаюсь, что те, кто находят учение, приписываемое Иисусу в синоптических евангелиях, богатым, утонченным, умным, бросающим вызов и апеллирующим к исторической памяти, совершенно правы. Далее, ввиду очевидной неспособности ранних христиан создать такой материал 23, я не сомневаюсь, что учению Иисуса были присущи некоторые или все из этих атрибутов. Короче говоря, я не сомневаюсь, что он был великим, бросающим вызов учителем. Интуитивное понимание, что Иисус был учителем, обращающимся к исторической памяти, помогает понять поведение его последователей, и мы попытаемся оценить значение этого обстоятельства. Сейчас же мы сосредоточили внимание на материале речений с целью найти ответы на вопросы, с которых мы начали: отношения Иисуса с его современниками, его цели, причины его смерти и его роль как инициатора того, что стало самостоятельным движением внутри иудаизма. Соответственно, восхищение глубиной и многозначностью речений будет играть второстепенную роль. Наш интерес должен быть нацелен на те слова, мысли и действия Иисуса, которые касались чаяний его народа и которые принесли свои результаты. Это означает, что нам следует остановиться на понимании царства как идеи с опознаваемым содержанием.
Настоящее и будущее: проблема материала речений
Протестуя против мнений, согласно которым в учении Иисуса слово «царство» использовалось как не имеющий концептуального содержания символ и что его учение никак не было связано с мышлением его современников, я не хочу сказать, что исторически значимую информацию о нем можно легко и уверенно получить, исследуя материал речений 24. Напротив, сложность этого материала — одно из оснований для выбора стратегии в настоящей работе. Если неисторические методы изучения речений обнаруживают несостоятельность перед лицом трудности нахождения в речениях ясного и недвусмысленного содержания, наш метод может вполне соответствовать этой задаче.
Чтобы проиллюстрировать проблемы использования материала речений, а также продвинуться в вопросе об эсхатологическом характере вести Иисуса, вернемся к тому аспекту темы царства, который был выдвинут на первый план Вайсом и Швейцером и продолжает занимать доминирующее положение в большинстве дискуссий, к вопросу о времени наступления царства.
Здесь, как и всюду, позиция Швейцера очень четкая: царство — это событие, имеющее характер катаклизма, которое, как Иисус вначале ожидал, должно было произойти при его жизни. Оно должно было совпасть со временем сбора урожая 25. Его ученики должны были идти и страдать (страдания — предварительное условие наступление царства)26, и царство придет с Иисусом как его Правителем (наместником Бога) 27. Ученики были разосланы, но они не пострадали, и царство не наступило. Иисус взял страдание на себя, думая тем самым побудить Бога ввести царство 28. Он умер, но, умирая, видел, что его ожидания не оправдались: «Боже мой, Боже мой, зачем оставил ты меня?»