К концу января в Равенсбрюк привели 9000 женщин. Одной из групп – скорее всего, той, в которой шла Линда, – пришлось шагать две недели и преодолеть около 300 километров, после чего их погрузили в угольные вагоны, а довезя до Равенсбрюка, оставили там под открытым небом на 24 часа, «поскольку места для них в лагере не было». Линда и немногие оставшиеся с ней подруги не смогли даже забраться под навес. «Мы думали, что живем последние минуты. Ни еды, ни-че-го. И при этом поток новых заключенных не иссякал». Когда они наконец протиснулись под навес, «там была сплошная грязь». Лечь на землю не позволяла теснота.
Эдита раздвинула ноги, чтобы показать всем, как можно усесться наподобие костяшек домино – «женщина садится на холодную землю между ног сидящей сзади и откидывается назад на ее грудь».
«Жить в Равенсбрюке было физически невозможно. Буквально – как селедки в бочке. Лечь мы не могли. Они согнали огромную массу людей со всех польских лагерей, а места, чтобы всех поместить, не хватало. Это было жутко тяжело. Столько людей – и все немытые, запущенные. Не помню, кормили ли нас вообще. – Эдита делает паузу. – Чтобы я хоть раз стояла там в очереди за едой – такой мысленной картинки у меня не возникает». Пережить марш смерти – задача сама по себе невыполнимая. Но теперь навалилась новая беда – голод.
Ситуация делалась все более безнадежной. Когда толпа изголодавших узников ринулась к бакам с баландой, капо утратили контроль и баки опрокинулись на землю, их содержимое разлилось по мерзлой земле. Линда со слезами вспоминает, как она на четвереньках «слизывала еду со льда».
Порой случались и трогательные моменты – когда давно не видевшиеся женщины вдруг встречались там. Этелька Гельб, например, заметила в толпе свекровь Ружены Грябер Кнежи, «сломленную пожилую женщину», и подозвала подругу. В сердце у Ружены, которая была уверена, что они больше никогда не встретятся, все всколыхнулось. «Наша радость была огромна. Но скорбь – еще сильнее». Свекровь ласково гладила Ружену и нашептывала ей благословения. «Если выживешь, пусть твоя жизнь сложится счастливо». На следующий день ее отправили на газ. Но тот момент укрепил решимость Ружены. «Ее слова в самом деле стали для нас благословением».
– Послушай, Эльза, – обратилась Эдита к своей сестре по лагерю. – Если им понадобятся добровольцы, давай пойдем. Мы не для того пережили марш смерти, чтобы медленно умереть от голода.
Эльза в ужасе схватила Эдиту за плечи.
– А вдруг это окажется пропуском в газовую камеру?
– Ну же, Эльза! Думаю, даже газовая камера лучше, чем то, что сейчас.
В лагерь въехали грузовики, и в них посадили тысячу женщин. Неужели повезут на газ? Но даже Эльзе уже было наплевать. Как выяснилось, новых узниц переселяли в лагеря-спутники Равенсбрюка, которые подготовили для их приема, – Ретцов (куда отправили Эдиту с Эльзой), Мальхов и Нойштадт-Глеве.
Ружена Грябер Кнежа (№ 1649), Алиса Ицковиц (№ 1221) и Ида Эйгерман (№ 1930) оказались в Мальхове. Его строили для размещения одной тысячи узниц в десяти небольших бараках, но сейчас туда привезли 5000 женщин. Одна радость – среди тамошних узниц оказалась Орли Райхерт (№ 502), бывшая главная капо из аушвицкого женского госпиталя. В Аушвиц ее привезли в тот же день, что и первых девушек, – 26 марта 1942 года, а в тюрьму ее посадили за коммунистическую деятельность, ей тогда было 22. Белоснежная кожа, длинные черные ресницы, обрамлявшие темно-карие глаза, – Орли была настоящей красавицей, и она делала все, что в ее силах, для спасения узниц-евреек. Завидев женщину, которую называли «Ангелом Аушвица», девушки радостно захлопали в ладоши: «Наша Орли снова с нами!»
Некоторых пассажирок первого транспорта перевезли в Нойштадт-Глеве, расположенный в 120 километрах от Равенсбрюка, еще дальше вглубь Германии. Их погрузили в кузов столь поспешно, что многие подруги оказались разлучены. В числе оставшихся были Линда Райх и Дина Дрангер. А в кузовах грузовиков тем временем тряслись Марги Беккер, Пегги, Гелена с Ружинкой, Этта и Фанни Циммершпиц, их кузина Марта Мангель, Регина Шварц со своими сестрами Цилей и Мими, Юлия Бирнбаум (№ А-5796), Магда Московиц (№ 1297) и еврейки из Польши – Сара Блайх и Рена Корнрайх с сестрой Данкой.
В новом лагере радоваться было решительно нечему. Там не было «Ангелов Аушвица», но это еще полбеды – хуже то, что их поджидал сам дьявол во плоти – жуткая Дрешлер с ее торчащими зубами.