В силу нарциссизма и склонности к самообольщению, Гиммлер неоднократно пресекал попытки Бернадота, но для спасения собственной шкуры ему требовались деньги. Дабы склонить шведов к переговорам, он предложил освободить тысячу заложниц, а если сделка не состоится, угрожал их смертью. Среди узниц, чья свобода стала предметом торговли, были Элла (№ 1950), Эди (№ 1949), Лила (№ 3866), Йоана (№ 1188), а также – весьма вероятно – Эрна (№ 1715) с Фелой (№ 6030) Дрангер и, наверное, Матильда Фридман (№ 1890).
Йоана работала в районе Порта-Вестфалики, на фабрике в глубокой горной пещере, куда их спускали на подъемнике. Они собирали там проводку для бомб и прочих боеприпасов. Из всех работ, с которыми ей приходилось сталкиваться, эта «была самая жуткая». «Мы представляли, что не выберемся отсюда никогда». Больше всего Йоана страшилась, что их запрут внутри горы навеки и никто так никогда и не узнает ни где они, ни что с ними приключилось.
Элла, Эди и Лила тем временем рыли окопы на подходах к Порта-Вестфалике, когда вдруг собственной персоной объявился главный массовый убийца с бурундучьей мордой. Тысячу узниц из Порта-Вестфалики погрузили в скотные вагоны и отправили на север. В какой-то момент транспорт остановился и поехал обратно. Девушки в вагонах понятия не имели, что происходит. Им неоткуда было знать, что они – часть масштабных переговоров между Гиммлером и шведским Красным Крестом. Постоянные перемены направления истрепали девушкам все нервы. «Они не знали, что с нами делать», – рассказывает Йоана. Это была игра в перетягивание каната, где роль самого каната играли женщины.
Граф Бернадот не мог предоставить Гиммлеру всего, что тот хотел, – тем более, Гиммлер свои требования постоянно менял, и перспектив у соглашения почти не осталось. Когда переговоры зашли в полный тупик, эсэсовцы открыли скотные вагоны и, размахивая автоматами, приказали всем выйти.
– Raus! Raus! – орали они. – На выход! На выход!
Добро пожаловать назад в 1942 год! Узницы с трудом вываливались из вагонов. С виду их высадили на забытой богом пустоши. Хотя на самом деле это было совсем рядом с Людвигслюстским дворцом.
Девушкам приказали встать группами вплотную к вагонам, а перед ними растянулась плотная шеренга эсэсовцев, которые то наставляли на них свои автоматы, то опускали оружие. Так они весь день и простояли глаза в глаза: юные женщины – перед палачами, а эсэсовцы – перед перепуганными жертвами. Проходили часы.
«Мы думали, это конец», – всхлипывает Йоана.
Ближе к вечеру – когда эсэсовцы уже приготовились хладнокровно скосить тысячу узниц, – через поле промчалась, сигналя, машина, чей водитель размахивал белым флагом.
– Стойте! – кричал сидевший за рулем немецкий солдат. – Не стреляйте в них!
Гиммлер уступил. Граф Бернадот и шведское правительство выторговали свободу юных женщин.
Вермахтовцы, которых еще называли «коричневыми рубашками», были не эсэсовцы, а обычные немецкие солдаты, которым поручили заниматься транспортом. Простые немцы. Они протягивали девушкам руки, помогая забраться обратно в вагон. С доброй улыбкой они касались их рук, угощали хлебом, заверяли, что когда двери вагонов откроются в следующий раз, это случится уже не в Германии. Они будут свободны.
Словам человека в немецкой форме верилось с трудом.
Когда состав ненадолго остановился в Гамбурге, Йоана услышала выкрики мальчика с газетами:
– Hitler ist tot! Гитлер умер!
Через щели вагона она увидела черную рамку на первой полосе газеты. Значит, в самом деле. «Невозможно поверить».
Через пару часов, как и обещали немецкие солдаты, двери вагонов отворились и девушки ступили на датскую землю. «Там были монахини, Красный Крест, люди бросали нам из окон хлеб».
– Вы свободны! – кричали они. – Вы свободны!
Глаза привыкли к свету воли за несколько минут. Разуму потребовалось гораздо больше времени. Они шли по улице вдоль толп людей, им протягивали «шоколад, сигары, белый хлеб. Нас уже тошнило от этого!». Для приема освобожденных заложниц установили палатки. Врачи и медсестры сразу осматривали бывших узниц. Самым важным было избавиться от кишащей вшами одежды. Девушки уже поняли, что таков порядок. Они снимали одежду и ждали, когда их осмотрят.
Бросая спичку на облитую бензином груду одежды, работники Красного Креста не могли подумать, что совершают нечто неделикатное. Когда вспыхнуло пламя, девушки запаниковали и даже бросились было бежать. Вопли. Плач. Они вцепились друг в друга от страха. «Мы стояли голыми, считая, что отправимся в огонь вслед за тряпками. Мы не знали шведского и не понимали, что шведы пытаются нам сказать… Мы не верили, что костер разожгли не для нас».