Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

Благонамеренные шведы увели девушек прочь от костра к душевым, где произошел новый взрыв ужаса. Откуда им было знать, что девушкам – после трех лет в Аушвице – любая бытовая мелочь могла показаться сулящей смерть? В итоге кто-то объяснил на немецком, что в душах – лишь вода, а пар – это не газ, а просто потому что вода теплая. Не избавившись до конца от страха и дрожи, в душевые вошла первая группа. Их дезинфицировали и избавили от вшей. Им дали чистую одежду без лагерных полосок. Один из врачей предупредил по-немецки, что их желудки сильно уменьшились в размерах, и поэтому нельзя сразу набрасываться на еду, это может плохо кончиться. Но они и сами выучили урок Берген-Бельзена, а освободители, в свою очередь, очень аккуратно выбирали, что и сколько можно давать. Девушки принимали витамины и ели кашу. Горячую овсянку. «Крим оф Уит»[81]. «Это было божественно».

Но для многих других девушек с первого транспорта, которые находились сейчас за много миль оттуда, шансы на свободу висели на волоске. Когда в Ретцове аэродром вместе с лагерем закрыли, часть заключенных, включая Линду, погнали к Берлину. Немцы-гражданские тоже бежали туда, пытались спастись от наступающих русских войск. Бомбардировщики союзников сбрасывали ящики с едой. Узницам, само собой, не позволяли к ним прикасаться. Все забирали эсэсовцы. Линде достался лишь «большой кусок мыла „Айвори “. Ни еды, ничего».

Эдита с Эльзой оказались в группе, которую вели в ином направлении. В конце дня после долгой ходьбы они плелись в хвосте колонны. Эсэсовцы были где-то далеко впереди, приближался вечер, тени все больше вытягивались. Девушки приметили маленькую, одинокую избушку. Эдита, Эльза и еще девять узниц кинули взгляд на крошечное убежище и в тот же миг приняли решение: с них довольно.

Решение далось им легко: «Это последнее место, куда мы входим как заключенные. Внутри мы будем уже свободны». Они рухнули на пол и заснули как убитые.

Эдита проснулась от легкого жужжания над ухом. На щеке чувствовался легкий ветерок от работающих крыльев. В золотом утреннем свете, льющемся из окон, с жужжанием летали миниатюрные ангелы. Девушки ночевали на пасеке.

Снаружи послышался скрип шагов по дорожке. Запор приподнялся. В избушку вошел широколицый, бородатый немец, не ведавший, что застанет там спящих на полу незваных гостей. Эдита села и протерла глаза.

– Что вы тут делаете? – спросил мужчина.

– Мы спали, – ответила она.

– Ваши уже ушли. Я покажу куда, и вы еще сможете их нагнать!

Девушки медленно – чтобы не тревожить пчел, – поднялись и выскользнули за дверь. Они неторопливо пошли примерно в том направлении, которое указал пасечник. Оказавшись вне его поля зрения, они тут же нырнули в ближайшую канаву. Утреннюю тишь то и дело нарушали выстрелы. Может, это эсэсовцы стреляли по узникам? Или русские – по эсэсовцам? Прижавшись к земле, девушки оставались в канаве, пока стрельба не стихла. Две из них – одна из первого транспорта, а вторая из второго – решили выйти на разведку. Они вернулись с хорошими новостями.

– Мы нашли пустую конюшню. С соломой.

Это было идеальное место, где можно отсидеться днем и попытаться тем временем оттереть красные кресты со своей формы. Кресты рисовали жирными слоями яркой краски на спине и на бедрах, с двух сторон – легкая мишень для эсэсовцев, разыскивавших беглецов. Оттереть эту краску с рубашек и штанов – на это как раз ушел почти весь день.

Ночью они пробрались к пасечнику и украли там курицу. Многие немецкие фермеры в страхе перед наступлением русских побросали свои хозяйства вместе со всеми животными, так что девушкам удалось подоить коров, набрать яиц в курятниках и соорудить себе первый ужин на воле.

На следующий день мимо на велосипеде проехал один из знакомых им эсэсовских офицеров, но у их конюшни он не остановился. Жившие в одном из соседних домов двое поляков, фермерских работников, приметили, как девушки качают у колонки воду.

– Хотите есть?

Эдита думала, ей никогда уже не доведется почувствовать, что такое набитый желудок, но ту кучу еды, которую принесли им поляки, они даже не смогли доесть. К счастью, на кухне в Ретцове им уже доводилось лакомиться кашей и прочими продуктами, так что их желудки смогли принять этот пир. Теперь оставалось только наслаждаться счастьем, которое дарит сытость.

Когда первые лучи солнца просочились в открытые окна и пронзили висящую в воздухе пыль с пыльцой, они услышали с улицы женский голос:

– Der Krieg ist vorbei! Войне конец!

Девушки бросились к окну, и Эдита увидела немку на велосипеде с белым флагом капитуляции.

– Мы свободны! Свободны! Kostenlos! Zadarmo! Fray! – закричали они на трех разных языках, обнимая друг друга. Со слезами радости. Которые сменились слезами скорби.

Глава тридцать девятая

Художественный роман на этом бы и завершился. В финале счастливые персонажи, которым больше ничто не угрожает, ехали бы домой к близким и любимым. В беллетристике так можно. А в литературе нон-фикшен – нельзя. В реальной жизни войны этим не заканчиваются.