Их было 999. В первом поезде в Аушвиц

Работа на сортировке в «Канаде» приобрела такую популярность, что все принялись «организовывать» себе косынки, лишь бы туда попасть. Даже Линду, которая работала там с самого начала, порой оттесняли от стола, хотя «локти у нее были что надо». Миниатюрную Эдиту отпихивали с легкостью, а она чувствовала себя слишком подавленной, чтобы пытаться пролезть обратно к столу. Для сражений у нее не хватало энергии, и она вернулась на мороз – разгребать голыми руками дороги. Зимой было опасно. Обморожения случались сплошь и рядом, а тезис «для евреев нет никакой погоды» никто не отменял.

Лишь несколько девушек из первого транспорта продолжали работать на открытом воздухе. Кроме Эдиты и Эльзы, среди этих несчастных были Рена Корнрайх с сестрой Данкой, их подруга Дина Дрангер и Йоана Рознер. «У нас не было ни носков, ни пальто, вообще ничего, – рассказывает Йоана (№ 1188). – Если мы находили тряпку, то обматывались ею, чтобы хоть как-то согреться. В лагере жило по тысяче девушек на блок, и мы крали друг у друга одеяла. В человеческом языке нет слов, чтобы описать, как это было ужасно. Ноги оледенелые. Пальцы на ногах оледенелые. Голая голова. Мы работали под дождем, а потом ложились спать в мокром».

Чтобы не было тифа, форму узниц по воскресеньям собирали на обработку от вшей. Согласно процедуре, девушки полностью разоблачались и несли свои вещи кипятить в прачечную. Не имея никакой другой одежды, они после этого лежали в своих блоках под тоненькими одеяльцами, прижавшись друг к дружке и пытаясь согреться. Зимой форма сохла долго, а когда ее приносили, она обычно была каменной от мороза. В одно из таких январских воскресений Эдита проснулась от нестерпимой боли. Колено раздулось, как воздушный шарик. «Я не могла ступить на ногу».

Поскольку дело было в выходной, они еще могли успеть что-то предпринять, пока Эдиту не увидели эсэсовцы, и Эльза помчалась в госпиталь за Манци Швалбовой.

Манци глянула на колено и покачала головой.

– Ну что тебе, Эдита, сказать. Это туберкулез. – Туберкулез – смертный приговор даже при самых благоприятных обстоятельствах. – Ты очень и очень серьезно больна. Не знаю, можно ли это вылечить в наших условиях. Но слушай, селекция в госпитале была вчера. Сейчас там спокойно. Я забираю тебя на операцию. А там посмотрим, сколько я смогу тебя у нас держать.

В тиши воскресного дня Манци сделала пункцию, чтобы снизить давление на колено. Поскольку никаких обезболивающих средств не имелось, Эльза с медсестрой что есть сил держали Эдиту, не давая ей корчиться от боли, пока весь зловонный гной не вытек. После процедуры Манци наложила на рану горячий компресс, дабы она не затягивалась и продолжала очищаться. Эдита спала, как в сказке, а через подполье ей «организовали» кое-какую еду.

Она успела пролежать в постели всего три дня, когда посреди ночи ее разбудила Манци:

– Тебе надо уходить. Как можно быстрее. Они придут завтра и людей заберут.

– Но ведь я не смогу не хромать. Стоит ступить на ногу, как у меня звезды перед глазами.

– Сделай все, чтобы идти ровно. Хромать нельзя! – предупредила Манци. – Ты должна.

На выручку пришла Эльза. Она поддерживала Эдиту, когда они проходили через ворота мимо эсэсовцев, чьи натренированные глаза зорко выискивали больных и немощных, и Эдите как-то удалось простоять весь день, не привлекая к себе внимания. Возможно, «эту мелкую» защитило распоряжение Мандель о первых номерах, но, скорее всего, Эдита была слишком миниатюрной, и начальство ее попросту не заметило. Ей пришлось работать три дня, прежде чем доктор Швалбова вновь смогла взять ее к себе.

Это были настоящие качели выживания. Три-четыре дня отдыха, а потом – вновь бежать в блок накануне госпитальной селекции. В спасении пациентов важнейшую роль играли канцелярские работницы. Новости об очередной селекции попадали в госпиталь из эсэсовских кабинетов, где работали функционерки, участвовавшие в подпольной сети Сопротивления. Получив предупреждение, Манци и другие еврейские врачи «быстро прятали самых уязвимых пациентов или „маскировали“ их под рабочий персонал». Эдите и самой несколько раз пришлось притворяться тамошней рабочей.

У Манци Швалбовой в то время было забот – не продохнуть. И тиф, и туберкулез, а тут еще среди самых юных узниц вспыхнула эпидемия менингита. Как врач она находилась в чрезвычайно сложном положении: пыталась укрыть тех, кого могла спасти, но тех, кого она спасти не могла, Манци была вынуждена отдавать в лапы доктора Кремера и менее известного доктора Клауберга, который специализировался на опытах со стерилизацией.

Стерилизация евреек была частью программы «окончательного решения», и доктор Клауберг в декабре 1942 года приступил к экспериментам с разными быстрыми и дешевыми способами стерилизации молодых женщин. Его абсолютно не заботило здоровье или восстановление жертв, так что выживали из них лишь единицы.

Глава двадцать девятая