И все же без казусов не обошлось. Возвращался как-то с тренировочного полета сержант Снопко, светловолосый и добродушный летчик, всегда красневший при разговоре с начальством. Заходил он на посадку, а шасси выпустить забыл. Ему подсказывали по радио, но он на команды не реагировал. Красными ракетами угнали его на второй круг. Еще несколько раз Снопко упорно пытался сажать самолет с убранными шасси, тогда ему крест из полотнищ выложили и палили сразу из нескольких ракетниц. Измотавшийся летчик уже перестал обращать внимание на запрещающие сигналы, и решил садиться с убранными шасси. Когда он планировал, майор Хашпер предпринял рискованный шаг: выбежал на полосу приземления, поднял руки. «Не будет же летчик таранить своего командира эскадрильи, если увидит». Снопко, к счастью, заметил впереди человека и в пятый раз дал полные обороты двигателю, прекратив снижение. В этот момент Хашпер повалился на спину, поднял длинные ноги, начал ими дрыгать и хлопать ладонями по голенищам. Летчик, увидевший такую картину, сообразил, что он «ноги» забыл выпустить. Благодаря этому полет Снопко закончился без поломки.
Холобаев вгорячах хотел было отчислить этого летчика из полка, но, крупно поговорив с ним, все же оставил. На фронте Гриша Снопко оказался летчиком, украсившим нашу гвардейскую семью, а случай потери радиосвязи он запомнил на всю недолгую в авиации жизнь.
У меня в 3-й эскадрилье был сержант Иван Остапенко. Этот круглолицый флегматичный украинец из села Долгенького Харьковской области оказался неистощимым балагуром. Притихшие летчики и техники с застывшими улыбками могли слушать Остапенко часами. Тогда вечернюю тишину, словно орудийные залпы, сотрясали короткие взрывы хохота. В центре своих историй он неизменно ставил себя, но прикидывался простачком, «работая» не то под бравого солдата Швейка [20] , не то под любимца фронтовиков Васю Теркина [21] . Случаи, взятые из жизни, у рассказчика обрастали затейливыми выдумками, и трудно было понять, где кончается правда и начинаются сущие небылицы. Остапенко был вралем с богатой фантазией, а люди, умевшие веселить, нигде так не ценились, как на фронте. Я был рад, что у нас в эскадрилье завелся такой.
Но вот с этим-то Остапенко и произошел случай, который мог разлучить его с полком. Холобаев, не покидавший в эти дни старта, часто брал микрофон, чтобы самому убедиться, как слышат летчики «землю». Поскольку на большинстве самолетов стояли только приемники (передатчики были лишь на самолетах командиров эскадрилий и их заместителей), то слышимость проверялась своеобразно – от летчика требовали выполнить какую-нибудь несложную эволюцию: сделает – значит, услышал…
Над стартом пролетал самолет с бортовым номером «25».
– Кто летит? – спросил меня Холобаев.
– Сержант Остапенко.
Командир взял микрофон:
– «Двадцать пятый», если слышишь меня – помаши крыльями!
Остапенко, однако, продолжал полет по прямой, не шелохнувшись. Холобаев гневно бросил:
– Твой любимчик только на земле разглагольствовать мастер, а в воздухе он, оказывается, того… – и покрутил указательным пальцем около виска. – Уберем его из полка, пусть еще в бригаде подучится…
– Константин Николаевич, – говорю я командиру, – ведь он у нас от Ростова пешим протопал… Сядет – тогда и разберемся: может, лампа отказала или еще что…
– Плохому танцору всегда что-нибудь да мешает! Посмотрим, как он у тебя сядет…
– Посадка у него отработана, сейчас убедитесь…
И надо же такому случиться! Остапенко, хорошо сажавший самолет, на этот раз подошел к земле слишком низко, ткнулся колесами и «скозлил»: штурмовик сделал несколько прыжков.
– Видно птицу по полету… Пешком топать – не летать. Пришли его ко мне!
Остапенко подошел к командиру по-строевому, лихо козырнул.
– Приемник перед взлетом настраивал?
– Так точно, настраивал.
– Команду мою слышал?
– Так точно, слышал.
– А почему не выполнил?!
– Не мог, товарищ командир, – невозмутимо ответил сержант.
– Интересуюсь, что же помешало?
– Вы давали команду помахать крыльями, а этого сделать никак невозможно: крылья к фюзеляжу жестко прикреплены. Вот если бы покачать с крыла на крыло, то дело другое… – с невинным видом объяснил сержант.
– А почему сел с «козлами»?
– Знал, что за невыполнение команды по радио нагоняй будет, волновался.
Стоявшие поблизости фыркнули, и Холобаев засмеялся громче всех.