Ил-2 атакует. Огненное небо 1942-го

На Краснодарском аэродроме стало тесно: сюда слетелись штурмовые, бомбардировочные, истребительные и разведывательные полки. То и дело садились транспортные Ли-2, летавшие по ночам в Крым к партизанам.

Мы перебазировались в Новотитаровскую – тоже неподалеку от Краснодара. На полевом аэродроме – непролазная грязь. Все же летали. В полку оставалось менее десятка летчиков и самолетов, но мы продержались от самой «точки номер три» полгода. Могли бы стать небоеспособными и раньше, но аварийные команды наших техников за это время в ставропольских и кубанских степях разыскали, а затем восстановили свыше 30 поврежденных штурмовиков.

Шло новое пополнение летчиков. Ведь из тех десяти человек, что прибыли к нам на «точку номер три», уже почти никого не осталось. Петр Колесников столкнулся в воздухе с самолетом Ивана Злобина – погибли оба. Не стало Петра Возжаева, Саши Захарова, Николая Кузнецова, Генриха Романцова, не вернулся с задания наш лучший запевала Иван Чернигин. Новичков нужно было еще обучать полетам на Ил-2. Их тренировали в своем полковом учебно-тренировочном центре, которым руководил наш Миша Ворожбиев. В пору тренировок он почти не вылезал из кабины спарки. Вот так и держался полк.

В Новотитаровской начало пригревать солнышко, а летчики ходили угрюмые. Даже неутомимый балагур Иван Остапенко перестал рассказывать байки – больше спал.

– Полк собираются отводить на переформирование, – сказал подошедший к нам с Галущенко командир. – Только об этом – молчок. Настроишь на отдых – размагнитишь. А вдруг как задержат? Ну а вы уж пару-тройку деньков потяните…

– Потянем, – ответил Галущенко.

В те дни нам с Николаем Кирилловичем приходилось «тянуть» посменно. В полку осталось два ведущих: сборную группу со всех эскадрилий водили с ним поочередно.

В этот день я уже слетал. Штурмовали колонну на дороге между Курчанской и Варениковской. Полагали, что сегодня задачи больше не будет, но к вечеру получили приказ штурмовать составы на железнодорожной станции Крымской. Группу повел Галущенко. Повел и не вернулся…

Заместитель ведущего Иван Остапенко докладывал:

– Сел он на брюхо вот здесь, – показал на карте довольно большой лесистый район, где не было никакого приметного ориентира. – Тянул через линию фронта, а следом за самолетом – как туман… Пожара не было. Слышал по радио, как он стонал.

Командир тут же приказал летчику звена связи лететь на У-2 в район вынужденной посадки.

– Разрешите мне… – попросил я.

– Давай!

Пока я долетел в район поиска, солнце уже скрылось за низкую тучу. Я долго кружил зигзагами над потемневшими перелесками, но штурмовика не увидел. Решил напоследок пролететь над проселочной дорогой. Увидел подводу. Возница хлещет кнутом лошадь, а та еле бежит трусцой. Сделал круг на малой высоте – подвода остановилась, кучер руками машет, в телеге вроде бы кто-то лежит. Выбрал площадку у дороги, сел. В телеге оказался Галущенко. Нога выше колена у него туго перетянута ремешком от планшета. На сапоге и бриджах сгустки крови.

– Что с тобой?

– Снаряд прошел через сиденье, зацепил ногу – навылет…

Опираясь нам с кучером на плечи, Галущенко кое-как доскакал до моего самолета, втиснулся в заднюю кабину. Возвращались в темноте. Приземлились на площадку около лазарета. Молодец водитель санитарной машины – догадался подсветить нам фарами.

Ранение было тяжелым. Малокалиберный снаряд «эрликона» пробил мышцы левой ноги выше колена и, не взорвавшись, вылетел через колпак фонаря. Хирург осмотрел раненого. Кость цела, но из раны нужно было извлечь куски фанеры и обрывки стальных тросов управления.

– Наркоз…

– Лучше спиртику…

– Дайте!

– Маловато, доктор…

– Долейте полный!

Во время операции Галущенко шутил:

– Хорошенько штопайте, сестрички, чтоб девчата не разлюбили.

– Да и так уж стараемся…

…На другой день (это было 26 марта) командир объявил:

– Отправляемся на переформирование.

Так закончился наш третий «тур». Теперь предстояло готовиться к четвертому.