Ил-2 атакует. Огненное небо 1942-го

«Нечисть»

Нам пришлось снова лететь на Волгу – за самолетами и пополнением летчиков. Перелет полка обошелся без происшествий. В головной эскадрилье рядом с командиром полка на этот раз летел Коля Смурыгов. Рука у него зажила, и его назначили на должность начальника воздушно-стрелковой службы полка. Смурыгов ходил сияющий.

Нам торжественно вручили новые знаки различия – погоны со звездочками и гвардейские значки. Попрощались мы со своим Эн-Ша – Федором Васильевичем Кожуховским. Здоровье у него подкачало, и он получил перевод в тыловую часть.

А нам после передышки – снова на фронт!

Приземлились мы неподалеку от разбитой немцами кубанской станицы Тимашевской. В полку у нас уже были двухместные штурмовики. В задней кабине лицом к хвосту теперь сидел второй член экипажа – воздушный стрелок. Его задача – отражать нападение «мессершмиттов» с задней полусферы – излюбленного направления атак вражеских истребителей. Стрелков готовили на краткосрочных курсах из числа оружейников, техников и даже пехотных пулеметчиков. Никто из них до этого не имел летной подготовки и не знал сложных правил стрельбы по воздушным целям. В Тимашевской мы распевали новую песню. Слова придумали сами, а мелодия была из кинофильма «Юность Максима»:

Крутится-вертится ИЛ над горой,

Крутится-вертится летчик-герой,

В задней кабине сидит паренек,

Должность у парня – воздушный стрелок…

Паренек – это для рифмы. Были у нас такие стрелки, которые многим летчикам в отцы годились. А среди стрелков была бойкая девушка Саша Чуприна, стриженная под мальчишку: тоже мне паренек!

Хоть огонь одной пушки не сравнить с мощью четырех «эрликонов», наши потери от вражеских истребителей резко сократились: фашистские пилоты теперь шли на сближение с опаской, постреливали чаще издалека. Но из-за того, что задняя кабина была защищена броней несравненно слабее, чем у летчика, самолеты стали нередко возвращаться с задания с ранеными, а то и с убитыми стрелками, поэтому сохранившиеся в полку одноместные штурмовики были нарасхват: «Пусть лучше самого убьют, чем привозить мертвого друга…»

Леня Букреев одним из первых начал осваивать полеты с воздушными стрелками. Поначалу он потерял двоих – Мишу Бубакина и Леонида Болдина. А вот с Васильевым он совершил уже 45 боевых вылетов. Как говорится, слетались.

…Как-то воздушные стрелки ввалились ватагой в столовую к ужину и привели с собой приблудную собаку. Она была худущая, клочья рыжей шерсти в репьях, хвост повис как плеть. Собака была истощена, однако от стола к столу за подачками бегать не стала. Кто-то высоко подбросил кусок хлеба: «Лови!», но рыжая гостья лишь укоризненно взглянула на шутника. Она легла под столом у ног воздушного стрелка сержанта Николая Наумова, который первым ее приласкал, – не хотела, как видно, привлекать внимания нашей многочисленной братии.

Наумову было лет под тридцать. В свободное от полетов время он любил бродить около аэродрома и собирать ромашки. Глянешь, бывало, на этого человека и невольно подумаешь: «Зачем его послали на войну, где могут убить?» Усевшись за стол, Наумов начал кормить собаку. К нашему удивлению, та не хватала пищу из рук, а терпеливо выжидала, пока косточка или порция каши окажется на фанерке, которую Наумов специально принес в столовую.

Костя Аверьянов, не спускающий глаз с рыжей, начал рассказывать, какими умными бывают дворняги, когда появился завстоловой – упитанный старшина-сверхсрочник в засаленном поварском халате. Вид у старшины в тот вечер был действительно грозный: рукава до локтей закатаны, волосатые руки напоказ, словно он приготовился к кулачному бою. Похоже, что он свиную тушу рубил, да вдруг оторвался от этой работы по неотложным делам. А какие у него сейчас могут быть дела в столовой? Жалоб на питание сегодня никто не высказывал, добавки тоже не требовал. Мухи, за которыми он большой любитель охотиться, об оконные стекла не бьются: сидят себе мирно на потолке – у них уже «отбой».

Старшина не спеша прошелся по столовой, остановился около воздушных стрелков, обвел всех взглядом. Посмотрел под стол, выпрямился и протрубил:

– А нечисть придется отсюда убрать!

Шум в столовой утих. Наумов склонился над алюминиевой тарелкой и перестал шевелить вилкой. Саша Чуприна, сидевшая с ним рядом, передвинула стакан с ромашками, с укоризной взглянула на Наумова, тряхнула головой, отбрасывая со лба светлую челку. Зато, словно беркут, встрепенулся и смерил взглядом старшину воздушный стрелок сержант Васильев. У него большая плешина на крупной голове и розовый шрам от скулы до уха. Стрелки величали Васильева Батей [31] .

– Какую такую нечисть? – строго спросил он.

Старшина молчал. Будто не слышал.