тёмные глаза одарина, напрасно пытаясь увидеть в них хоть искру
сочувствия. В мерцающем омуте его затягивающего взора плескалась
лишь темнота, такая же равнодушная, как и в кулоне на его груди. – А
почему ты пришёл требовать от Урсулы назвать светлую хранительницу
только сейчас? Почему её отсутствие до сих пор никого не волновало?
Лицо Айта по-прежнему не выражало никаких эмоций, а вот в
голосе отчётливо слышалась едкая ирония, граничащая с холодным
цинизмом:
– Отчего же не волновало? Найти первую одэйю пытались многие
одарины. Просто я единственный, кому посчастливилось пройти барьер.
Вайолет вязко сглотнула, запретив себе даже думать о том,
сколько сильных, здоровых, красивых мужчин вроде Айта погибло,
пытаясь её найти.
– А почему ты решил, что первая одэйя находится здесь? Как
узнал, что она жива и не погибла вместе с остальными?
Что-то похожее на улыбку едва тронуло жёсткие губы мужчины.
Слегка приподняв бровь, он посмотрел на Урсулу, будто передавал ей
право первенства в этом забеге шокирующих откровений.
– Кристаллы, – протяжно вздохнув, ведьма вернулась на своё
место за столом. – Кристаллы с искрой инглии в Облачном дворце.
Каждая одэйя, вступая в белое братство, вмуровывает в стену дворца
светлых волшебниц кристалл с маленькой частичкой своей силы. Пока
бьётся сердце одэйи – горит и её искра в кристалле. Так мы узнаём, кто
из нас ещё жив, а кого Светлый Отец забрал в свой Чертог.
– Хранительница тоже оставляет там свою искру? – уточнила
Вайолет.
– Искра светлой хранительницы находится на Тёмных Вратах, –
улыбнулась Урсула. – Именно поэтому стражи башни первыми узнают о
её гибели.
– А искра тёмной хранительницы находится у светлых
волшебниц, – догадалась Вайолет. – Это и есть принцип равновесия?
Если погибает светлая хранительница, первый одарин идёт к первой
одэйе и требует выбрать новую, а если погибает тёмная, то одэйя
должна сообщить об этом одарину?
Урсула и Айт таинственно переглянулись и почти одновременно
произнесли:
– Верно.
– И что теперь? Когда выяснилось, что я являюсь хранительницей
света? – в каком-то колотящем изнутри мелким ознобом нетерпении
Вайолет поднялась на ноги, переводя взгляд с Урсулы на Айта. – Что вы
хотите от меня? Что я должна делать?
– Для начала я должна отвести тебя во дворец одэй, чтобы ты
могла получить силу всех своих предшественниц, – сообщила Урсула.
Если бы можно было закричать от отчаяния! Вайолет даже
вздохнуть не могла, поражённая новостью в самое сердце. Одни
рассказы о Тэнэйбре наводили дикий неконтролируемый ужас, а пойти
туда добровольно – это чистое самоубийство!
– А если я не захочу туда идти? – глубинное чувство протеста и
страстное желание жить вылезло наружу, сопротивляясь
уплотняющейся безысходности изо всех сил.
– Ледник, отгораживающий Тэнэйбру от Свободных земель,
медленно тает из-за нарушенного равновесия. Как только откроется
проход, за тобой придут дриммы – верные воины Морганы. И когда она с
твоей помощью откроет третью дверь Сумеречного Чертога, смерти
всех, кто тебе дорог и не очень, окажутся на твоей совести, – Айт
смотрел Вайолет прямо в глаза, и ей казалось, что в тёмных водоворотах
его радужки она видит картины поглощающего мир хаоса так
явственно, как будто это происходит уже сейчас.
– Выходит, у меня просто нет выбора?
– Выбор есть всегда, – холодно отчеканил мужчина. – Тебе решать
– сражаться или сдаться без борьбы.
– А если я погибну, так и не добравшись до дворца одэй?
– Значит, Урсула начнёт искать новую хранительницу.
И почему Вайолет решила, что тёмного одарина хоть как-то
тревожит её судьба? Он говорил о её возможной смерти так, словно она
была не человеком, а жуком, червяком или букашкой. Ни жалости, ни
сочувствия, ни сострадания не излучала ни одна чёрточка его
хладнокровно-спокойного лица.
Девушке захотелось его ударить. По щеке. Наотмашь. Сорвать эту
холодную маску равнодушия, чтобы обнаружить за ней хоть какую-то
человеческую эмоцию: боль, гнев, ненависть – не важно.
Словно прочитав на лице Вайолет все её сумасбродные мысли,
мужчина посмотрел на неё подчёркнуто-пристально и внимательно. И
девушка вдруг почувствовала, как её опутывает что-то тёмное,
незримое, пытающееся пролезть в её сознание, как вор.
Зарождающаяся ярость тяжело плеснулась внутри, а потом
полезла из Вайолет бесконтрольным потоком, разрывая в клочья чужую
агрессивную волю.
Глаза одарина мгновенно сузились, превратились в две хищные
щёлочки. Правая бровь резко взлетела вверх и. .
Удивление.
Вайолет прочитала во взгляде Айта удивление, и улыбнулась.
Впервые за вечер.
Двери избушки Урсулы резко распахнулись, впустив в светёлку
свежесть ночной прохлады, короля снежных рохров, а вместе с ним и ту
противоречивую бурю чувств, которые Вайолет так старательно
пыталась выдворить куда-то подальше, за стены дома.
– Вайоли, доченька. . – мягкого бархатистого отцовского голоса
было достаточно, чтобы все усилия сдерживать жгучие слёзы пошли
прахом.
– Солнышко моё! – из-за спины Одра появилась бледная и
встревоженная Арви, и Вайолет со скулящим всхлипом бросилась в
раскрытые объятья мамы, наплевав на гордость и то, как жалко