Имаго

– Я изменил той единственной, с которой хотел прожить всю жизнь. – Алекс нервно смял уголок странички и снова распрямил. – Эта девица располосовала мне горло и, пока я истекал кровью, свалила. Потом ты все знаешь: изменение предпочтений, режима, анатомии, психики. Я ничего не сказал Алисе, объяснил рану тем, что какой-то псих пырнул меня «розочкой» в шею. Обращение прошло тихо, временами я охотился, чтобы прокормиться, старался не попасться и выбирать в жертвы бродяг, а потом произошло то, за что я виню себя до сих пор. Приближалась спячка – момент, когда ты засыпаешь в коконе, чтобы завершить цикл превращения во взрослую особь. Алиса застала меня за тем, как я, голодный и полусонный, пил кровь из запасов – на охоту времени уже не осталось. Я набросился на нее, ранил, а Алиса, пытаясь защититься, ударила меня по голове шкатулкой. Я отрубился, и так закончилась прошлая моя жизнь. Когда я проснулся… ну, то есть когда я выбрался из кокона и сожрал его, то нашел Алису уже превращающейся в имаго. Она не знала, что с ней происходит, и просто сидела рядом с моей оболочкой, стараясь как-то нарушить ее целостность. Вместе мы отправились на поиски зацепок, способных что-нибудь объяснить, – сидеть на месте не позволяла какая-то внутренняя пружина. Знаешь это ощущение, будто тебе надо бежать – хоть куда, лишь бы двигаться, словно остановишься – и наступит смерть?

Я молчала. Конечно, это чувство не было знакомо мне, но иной раз что-то толкало идти быстрее по темной улице, заставляло судорожно перебирать ключи и в спешке царапать замок входной двери.

– В общем, после месяцев бесплодных поисков мы наткнулись на одну умирающую девушку. Таких страшных лиц, скажу я тебе, я не видел никогда: уже рассыпающееся, с высохшим левым глазом, рот щербатый, изуродованный. Она передала нам Книгу и рассказала обо всем, о чем знала – я и подумать не мог, что имаго настолько продвинулись в вековых поисках Королевы.

– Неужели ее так сложно отыскать?

Я не могла представить себе, как может остаться незамеченной девушка, которая сотни лет выглядит одинаково. Даже когда твоя знакомая на протяжении десяти лет никак не меняется, ты проникаешься шутливым подозрением и завистью… а тут? Невероятная красавица, не стареющая ни на морщинку…

– Королева умеет отводить глаза, – горько улыбнулся Алекс. – Ты никогда не видишь ее такую, какая она есть, не можешь даже разглядеть цвет глаз, волос, тон кожи. Какая она – бледная, смуглая или темнокожая? А глаза – зеленые, голубые, карие, серые? Ты видишь только размытый призрак, как если бы встретила на улице незнакомку и тут же забыла ее. В этом и есть самый ужас: ты даже не знаешь, как выглядит флакончик с ядом, который тебе необходимо уничтожить.

Алекс захлопнул Книгу и, отложив ее в сторону, взял стеклянную бутылочку. Выпив остатки одним глотком, он бросил ее; бутылка описала изящную дугу до стены и разбилась. Грязный пол оросили алые капли, а я ощутила смутный намек на тошноту.

– В общем, мы завладели книгой и знанием о том, кто мы такие. Я тут же влез в эту шкуру: мне переложили на плечи такую ответственность! Однако кое-что стало для нас с Алисой настоящим концом: в состоянии имаго наша любовь друг к другу исчезла, остались только привычка и привязанность. В Книге я прочитал об этом – последователи Барлоу именовали это «узами». Узы заключались между имаго и случайным человеком или другой особью – это что-то похожее на любовь, но извращенное, смешавшееся с потребностью иметь потомство, желанием убить и голодом.

– Ничем не отличается от настоящей любви.

– А ты любила?

– Нет.

Алекс пожал плечами, как бы говоря: «Ну и чего тогда об этом вообще говорить?» Я вспыхнула. Не любила никогда – и теперь уже не полюблю, лишь заключу узы с каким-то незнакомым человеком или вампиром.

– А как узнать, что ты… зауженный?

– Зауженный?! – Алекс горько рассмеялся. – В общем-то, ничего особенного не происходит: ты видишь ее или его, слабость в коленках, жажда, вдруг обо всем забываешь…

– Ты так говоришь, будто… – я замолчала.

Глаза Алекса влажно поблескивали и отсвечивали красноватым огоньком в свете лампы. Он встал с дивана и, взяв с комода один из газетных листов, присел рядом с осколками.

– Узы – чаще всего односторонний процесс. Ты как бы «зауживаешься», как ты выразилась, а этот узелок – нет. Ты вынужден чувствовать кого-то просто потому, что ваши организмы идеально подходят друг другу для размножения, но все это чушь: мы не можем размножаться, сколько бы ни спали друг с другом в каких угодно позах – да хоть зацепившись зубами за ветку оливы в полнолуние. Издевательство, по-другому говоря. Позднее зажигание.