Имаго

Я посмотрела на ее веселые глаза, упрямую ямочку на подбородке, пухлые губы и шмыгнула носом.

– Меня Женевьева зовут, – произнесла она, – ну, ты, наверное, сама слышала, когда миссис Хантер меня представляла. Зови меня Джи.

– А я Оливия. – Немного поколебавшись, я склонила голову набок. – Мне нравятся твои сережки.

…Спустя двадцать лет я таращилась на Женевьеву, стараясь осознать, что прямо на моих глазах умирает лучший в мире человек.

– Помоги мне, – прошептала Джи, опустившись на колени. – Ты всегда знаешь выход, Оливия, помоги мне.

– Я не… Джи!

Она больно вцепилась в мою руку. В знакомых глазах больше не было ничего родного. Я увидела, как моя милая, моя дорогая Джи проваливается внутрь самой себя, летит вниз, как с утеса. А тихий голос, который явственно слышали мы обе, зазвенел смехом, серебристым, как колокольчик. Королеву забавляла эта сцена. Мы играли в ее пьесе, и сейчас она наблюдала свой любимый эпизод.

– Убей ее, Женевьева. Это она виновата в том, что ты заболела. Она ни разу не поинтересовалась, как ты себя чувствуешь, она не навещала тебя в больнице.

– Она виновата… – тупо повторила Джи. В ее глазах вспыхнуло понимание.

– Она променяла тебя на мужчину, как всегда, – нежно шептала Королева в наших головах. – Неужели ты простишь ей это?

– Джи, не слушай ее! – закричала я.

По лицу Джи пробежала судорога, а из утробы вырвалось приглушенное рычание, невероятно страшное, потому что доносилось оно из человеческой глотки. Продолжая безумно улыбаться и одновременно рычать, Джи взглянула на меня. Второй ее глаз помутнел сильней.

– Убей ее! – жадно и радостно выпалила Королева. – Убей! Это она во всем виновата!

Джи в ярости щелкнула зубами перед моим лицом. Меня обдало тяжелым запахом мертвечины и гнили, и я упала на спину, избежав смертельного укуса. Попыталась встать, но длинные руки хлестнули меня по лицу. Оглушенная, я перевернулась на живот и поползла на четвереньках. Джи рычала и выла сзади, и от этих звериных звуков у меня снова и снова екало сердце.

– Джи, пожалуйста! – плача в голос, я попыталась ее окликнуть.

Червь в маске моей лучшей подруги закричал в ответ. Мелкие капельки слюны оросили мое лицо. Обезумев от ужаса, я поднялась наконец на ноги и схватила керамическую вазу. Удивительно, как часто могут спасти жизнь милые безделушки. Джи прыгнула; брошенная мной ваза разлетелась на куски от столкновения с ее черепом. Один глаз подплыл кровью, но это ее не остановило. Увернувшись от очередного броска, я нашарила на тумбе те самые часы, которыми когда-то вырубила настоящую Женевьеву. Жесткая рука схватила меня за горло и с силой подняла; часы упали на пол. Задыхаясь, я впилась ногтями в запястья Джи и расцарапала их, но только сняла лохмотья мертвой кожи. Червь скалился. Королева безмятежно напевала что-то, глядя на нас. Мы втроем – я, Джи и она – поняли, что случится в следующий миг.

Оконное стекло разбилось. Голова саднила, но было уже все равно, ведь я летела вниз с пятнадцатого этажа, увлекая за собой тучу осколков и капли крови. Время замедлилось на пару секунд: я успела увидеть, как исказилось ужасом серое лицо Джи за маской монстра. Она пришла в себя хотя бы на миг, поднялась, чтобы попрощаться.

Мир снова ускорился. Полет длился недолго и завершился торжественным боем барабана, как и должна завершаться пьеса, – мое тело расшиблось об асфальт.

Алекс

Над городом сгущалась тьма. Собранные в коридоре сумки с немым упреком таращились на меня блестящими застежками. Я сидел на диване, сцепив пальцы в замок. Связь с Оливией лопнула, как натянутая ниточка, с иллюзорным «понг!», и в мыслях теперь царила мертвая тишина. Я не мог пошевелиться, не мог встать и сказать Холли, что нам пора ехать. Ведь это значило бы окончательно смириться с тем, что Оливии Йеллоувуд больше нет.

– Алекс? – Холли дремала полдня и теперь проснулась. – Где Лив?

Я промолчал. Девочка что-то почувствовала в моем молчании и встрепенулась.

– Мы выезжаем, – хрипло сказал я, едва узнавая свой голос.

– Но Лив…

– Она. Догонит.

Холли выдержала мой взгляд и пошла проверять, все ли мы взяли. Я в последний раз посмотрел в окно. Невидимые щупальца разума устремились в бездну, нащупывая сознание Оливии. Молчание в ответ; ничего, кроме приглушенного гула чужих, случайно пробившихся вампирских мыслей. Я будто оказался посреди коридора, в котором за каждой дверью кто-то разговаривал: достаточно громко, чтобы услышать, но недостаточно разборчиво, чтобы понять. Но Оливия оставалась безмолвной.

Холли собиралась ужасно долго. Наверное, растягивала время – мысленно я представил, как она встревоженно вскидывается на каждый шорох.

– Алекс, – наконец раздался за спиной ее тихий голос, – я готова.

Я кивнул.