Имаго

Мы вышли на темнеющую улицу – я нес целых два больших рюкзака, свой и для Оливии. Шагать предстояло до агентства по прокату машин. Оттуда мы собирались уехать из города.

Но без Оливии, подумал я, все это не имело смысла.

Женевьева

Я стояла на самом краю крыши, вглядываясь в закат. Наверху было так ветрено, что меня то и дело подталкивало все ближе и ближе к пустоте. Боль пронизывала тело, но еще больнее было от воспоминания о падающей в бездну Оливии. Я убила ее.

Я чудовище, монстр.

– Не думаю, что это верное решение

.

Знакомый голос вкрадчиво заговорил в моей голове. Я устало закрыла глаза.

– Я могу помочь тебе.

– Нет, не можешь, – прошептала я. – Мне никто не поможет.

– Я знаю, как все изменить. Доверься мне.

Стон сорвался с моих губ. Если бы только можно было повернуть время вспять, изменить путь домой сквозь туман, в котором меня поджидала та девушка. Руки, поднятые к лицу, дрожали; кожа саднила от язв. Шок был хлипкой преградой, сдерживающей темную громаду ужаса и боли. Я не могла смотреть вниз, потому что боялась увидеть распростертое тело лучшей подруги на асфальте. Я не знала, что делать дальше. Я просто села и разрыдалась, обратив лицо к угасающим небесам.

* * *

В моей квартире было темно. Я сжалась на полу за диваном, качаясь из стороны в сторону; в висках стучала кровь.

– Послушай, Оливия…

В памяти воскрес дождливый полдень субботы, который мы проводили у меня. Тогда моя семья еще жила в небольшом домике в пригороде; я до сих пор помню пузыри в лужах на крыльце и мокрого кота, несущегося под косыми струями дождя в ближайшее укрытие. Нам по пятнадцать лет, до сентября еще далеко, и дни наполнены беззаботной суетой, какая бывает только в детстве и юности.

– Чего тебе? – лениво протянула Оливия.

– Моя бабушка недавно умерла. – Лежа на полу, я перевернулась на живот, чтобы видеть непогоду сквозь стеклянные двери. – Просто думаю… Представляешь, если я завтра умру?

Оливия поморщилась и больно пихнула меня в бок:

– Ну ты и балда! Нельзя говорить такое. Но… даже если умрешь… – Она задумалась. В светло-карих глазах вспыхнули искорки. – Если умрешь, я тоже умру.

– А как же Джейк?

– Думаешь, его тоже стоит убить?

Я засмеялась, повалив ее на пол. Мы лежали рядом, как сестры, и понимали: эти слова останутся с нами навсегда. Если и было что-то, над чем время не властно, так это только мы с Оливией.

…Ужасно болело все тело; я легла на живот, чтобы утихомирить дикие рези в желудке, но это не помогло. Во рту появился привкус крови. «Скорее бы умереть, – молилась я про себя. – Почему я до сих пор жива?» Лицо Оливии в воспоминаниях менялось, распадалось, как мозаичная картина. Теперь мы боролись с ней, и она кричала, но не от щекотки, а от ужаса; необходимо было добраться до ее горла, убить… Я хрипло зарычала. Кошмарная реальность отступила; пятнадцатилетняя я сидела на коленях над мертвой подругой и слизывала с пальцев горячую липкую кровь. «Вот так, – путались мысли. – Теперь ты всегда со мной, Оливия».

Чудесная песня хлынула в голову освежающим потоком. Я поднялась с пола, дрожа и роняя бусины пота. Чертова девчонка, как она мне надоела. Вот так. Теперь никто не будет отвлекать меня от музыки; я хочу слушать мамочку

, только ее. В желудке опять заурчало.

– Поешь, моя дорогая. – Королева улыбалась. – Ты заслужила это.

Мама говорит, что я заслужила. Мясо в холодильнике, фрукты, овощи, молоко – всего и побольше, пока не кончится, пока есть в шкафах хотя бы горсть круп или корка хлеба. Насыщения не было, только боль и отчаяние от голода.

Мама.

Часть III Пробуждение