Анализируя наши беспочвенные ссоры, я понял, что у Лизы накопился обвальный потенциал отрицательной энергии, который требовал постоянной разрядки. Она и разряжалась на мне, вытягивая телесные силы. Долго такое продолжаться не могло. Я стал чувствовать себя одиноким. С одной стороны «отрезанный ломоть» – Таня, трепетные чувства к которой погасли давно, оставив взамен лишь уважение да легкую теплоту родства – ведь мы с ней прожили больше десяти лет. Дорога туда мне была заказана – это условие Таня поставила еще тогда, при разводе, и я достаточно хорошо ее знал, чтобы на что-то надеяться. С другой – Лиза, сжигающая мою любовь к ней своей непредсказуемостью и неадекватностью поведения. И выходило, что у меня, несмотря на то что имелись жена и дочь, семьи фактически не получилось: не было главного – духовного единства, без которого семья не может быть состоятельной. Вырисовывалась странность моего положения. Казалось бы, есть дом, есть бизнес, я депутат городской думы, небедный человек, а в личной жизни неурядица, провал.
Так и сяк перекатывал я свой жизненный разворот, в охвате которого совсем еще недавно душу переполняла радость, и спрашивал не то самого себя, не то виртуальную судьбу: почему так нелепо и так отвратно все происходит в моих сердечных делах?
Потекли думки, что с Лизой нормальную жизнь вряд ли удастся наладить, и надо что-то предпринимать, пока не поздно. Пока Даша несмышленыш и я не прикипел к ней душой напрочь. Тянуть дальше такую нервотрепку и бессмысленно, и опасно – рядом временная грань по созданию иной семьи: тридцать семь за плечами. По самой легкой прикидке, в семье должно быть не меньше двух детей, на что уйдет лет пять – семь, мне будет за сорок, а детей надо поднять, выучить. Пройдет еще, самое малое, двадцать, двадцать пять лет – возрастной предел. А как же внуки? Их тоже не плохо бы направить в нужное русло. А надо еще найти подходящую девушку, получше ее узнать, чтобы не с бухты-барахты вваливаться в это серьезное дело, тем более что негативного опыта у меня выше головы. А впереди сердечная пустота – нет даже намека на какой-то интимный всплеск. Когда и что может произойти – неизвестно, а без любви я жениться не смогу и не намерен. Вот и гони душу на дыбу, вертись-крутись. Но как ни крути, а нужно было выруливать из той жизненной неразберихи – иначе завал, а возможно, и душевный крах, одиночество.
Пожалуй, впервые в жизни я был в полной растерянности, немоготе. В тяжелейшей душевной немощи. Держал меня в рамках нормальности, на плаву только бизнес. Но тяни не тяни, а чему быть – того не миновать.
После очередной истерики я заявляю Лизе, что нам пора прекращать нашу совместную жизнь.
– Должные отношения у нас не наладились, любовь сгорела, и нечего друг другу мотать нервы, – мотивирую я свое предложение. – Дочь я не оставлю без должного обеспечения. Тебя – тоже…
Она сразу же схватила веревку и полезла в подвал, пытаясь имитировать суицид. Что тут поделаешь? Пришлось отступиться, утешать, уговаривать. И складывалась сложнейшая дилемма – я не хотел с ней жить, а она по малейшему поводу впадала в такую истерику, что становилось не по себе, даже жутковато. И поневоле роились мысли: а все ли у нее в порядке с психикой? Возникла тупиковая ситуация, погасить которую я был не в состоянии. Начались головные боли, запрыгало давление, зашалили нервы. Появилась угроза не только моему здоровью, но и жизни. Куда еще-то дальше?
За Вагаем жила какая-то бабка-знахарка, и Лиза меня туда потянула, говорит: вот съездим к ней, пусть она погадает – может, ты меня и полюбишь, а если нет – тогда расстанемся. Что делать? Хоть какой-то выход забрезжил. Поехал.
Дорога до Вагая не больно длинная, по нашим сибирским меркам: три часа на машине – и мы на месте. Обычный крестьянский дом из рубленого леса. В сенях пахнуло увядшими травами, вениками, непонятной жутью. И не успел я подойти к двери, как она открылась, и на пороге возникла еще не очень старя, довольно грузная женщина. Не здороваясь, она заявила:
– Проходьте, я вас ждала.
Вот тебе и жуть-муть: то ли правда, то ли услышала нашу машину или увидела из-под шторы в занавешенном окне.
Темновато, таинственно. Те же запахи с примесью какого-то более тонкого аромата.
Хозяйка поманила Лизу в темную комнату, и они ушли. Я остался один в полумраке, с невеселыми, даже тревожными, мыслями. Еще бы – никогда до этого я не пользовался услугами народных знахарей. Мало ли что? А вдруг эти гадания и вовсе обрушат мою душу? Вдруг я не выстою против бабкиных заговоров? Вдруг… Но немалым усилием воли я сбросил ненужное оцепенение и приготовился стоять за себя накрепко.
Ворожея переоделась в какие-то старинные платья и велела мне сесть на стул. Я подчинился, даже не посмотрев на Лизу.
Крутилась вокруг меня эта бабка, крутилась: долго нашептывала что-то, а в заключение обрызгала непонятным отваром с елейным запахом. За все время процедуры я не произнес ни слова.