Читаем Иметь и не потерять полностью

В это не легкое для меня время Лукашов вдруг предложил совместную поездку в Крым, на отдых. То ли он догадывался о моей семейной неурядице, то ли знал что-то – связи у него по городу были широкие.

– Подустал, подустал, – глядя мне в глаза, высказался он, – заработался, пора и размяться…

Таня, как показалось мне, даже с некоторой радостью одобрила мое решение о морском отдыхе, и через пару дней мы с Петром уже валялись на лежаках.

Солнце, море, пляжная идиллия и абсолютная расслабленность лишь на какое-то время подавили в душе непонятную тоску. Бессмысленное времяпрепровождение и однообразие уже к середине намеченного срока утомили меня. В душе стала копиться грусть о нашем тихом, утопающим в таежной зелени Северске. И, вероятнее всего, я бы вскоре отъехал домой, если бы не случайность.

Тихо дышало море, так тихо и завороженно, как бывает только на юге в прозрачную, без какого-либо ветерка, ночь. Дали таинственно мерцали. Вдоль набережной светились матовые фонари, окруженные роем бабочек-поденок. В ярком колпаке танцплощадки билась зажигательная музыка, а у пирса, на котором мы стояли с Лукашовым и вглядывались в не доступные взору дали, лениво покачивались полупрозрачные купола прибрежных медуз, от самых маленьких, с грибную шляпку, до размашистых, едва ли не под зонтик. Глядя на них, я перелетел мыслями от тропических островов в наши леса, где всегда в такое же время гуртились на пнях и валежниках семейки осенних опят, а в сосновых молодняках еще попадались маслята и рыжики, и вроде уловился их таежный аромат, шевельнул душу.

– Пойдем отсюда. – Я дернул Петра за рукав. – А то тоской потянуло от морских далей.

Лукашов, вероятно, чувствуя нечто схожее, усмехнулся:

– А, может быть, из-за гор?

– И из-за гор тоже.

– Ну, давай и тряхнем «стариной» на танцплощадке. Уж больно там женщины смеются заразительно, даже сквозь музыку слышно.

Не хочу сказать, что я был завзятым аскетом в общениях с привлекательным полом, но тесные отношения не признавал. Да и Петр не слыл бабником, и скорее от нечего делать, чем от устоявшейся мысли, мы медленно потянулись вдоль пирса к танцплощадке.

Первое, что полыхнуло перед глазами – женщина, стройная, гибкая, в ярком платье, не то цыганка, не то похожая на цыганку, танцевала посредине круга зевак, хлопающих ей в такт музыки, какой-то южноамериканский танец: ни то хабанеру, ни то румбу, ни то вовсе мне неизвестный – я не очень-то в них разбирался. Жарко! Красиво! Изящно. С привлекательной, белозубой, улыбкой.

Петр толкнул меня локтем:

– Смотри, какой блеск! Какие фуэте! Хоть самому ныряй в эти волны от платья.

Ничего подобного я раньше не видел. Все так и переливалось в вихре четких движений молодой женщины, казалось, что и воздух вокруг нее вьется искрометно, и свет от фонарей, заливающий танцплощадку, порхает, что те бабочки – поденки.

– Здорово! – поддержал я его мнение, а сам вдруг подумал: надо бы с ней познакомиться.

Вспыхнула шальная мысль, да и осталась, не потухая.

– Бис! Бис! – закричали зеваки. – Еще, еще! Цыганочку!

Это было что-то! Буря в танце! Никто и никогда до сих пор, даже в неком приближении, так не плясал! Доселе не стерлась из памяти та пляска, что выплеснула на наши чумные от восторга взоры и души незнакомка.

После такого фурора пробиться к той женщине было невозможно, и я, с некоторой горечью в душе, потянул Петра в гостиницу.

– Скажи, понравилась? – От такого хитреца вряд ли что можно было утаить, и я промолчал. – А что? Можно и подзаняться, а то, вижу, ты стал в последние дни вянуть, что осенний лист. Теперь цель и задача появились, действуй.

– Пошел бы ты, Петр Петрович, со своим подначиванием куда подальше, и лучше прямо сейчас.

– Я-то пойду, да без меня ты будешь долго плыть не в ту сторону, и утонуть не мудрено в той «морской» буре, что выдала нам цыганка.

– Откуда ты взял, что она цыганка?

– Сову по полету видно. Да и внешне она из тех степей…

Поболтали, пошутили да и успокоились. Но моя безрассудная мысль не успокоилась. А к обеду следующего дня Петр заявляет:

– Зовут ту ундину Лизой, и живет она в другом корпусе нашего дома отдыха. Можно и узнать, в каком номере.

Ну и проныра! Я еще никаких шагов не мыслил предпринимать, а он уже на́ тебе – на «тарелочке» принес нужные сведения.

Прикинулся равнодушным.

– Живет, ну и пусть себе живет. – Да разве Лукашова обхитришь!

– Да ты не больно-то мудрствуй – я уже с ней познакомился и тебя готов познакомить. – Каким образом ему все это удалось, Петр так и не сказал, сославшись на личную тактическую тайну.

В такой же вечер в туманно бирюзовой неге, возле винного кафе, спрятанного в виноградных лозах у излучины набережной, Петр познакомил меня с Лизой.

Порывистая, непоседливая и игривая, заразительно радостная – если она смеялась, то удержаться от такого же смеха было невозможно – она еще больше подняла мое любопытство, в лоне которого стало выпестовываться нечто щекочуще-сладкое, таинственно-тревожное, потянувшее душу в иное, не свойственное моему жизненному прагматизму, состояние.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги