Иметь и не потерять

Росомаха затаилась неподалеку от раненого быка. Бок у него кровоточит, и запах крови кружит голову росомахи. Но она чувствует, что лось имеет еще достаточно сил, чтобы стряхнуть ее с себя под ноги, растоптать острыми копытами. И зверь лежит под кустом, ждет своего часа, и снег тает под ее мохнатым брюхом, а спина покрывается инеем. Но в теплой меховой шубе мороз росомахе нипочем.

Посветлело небо. На березы, по краю болота, взлетели тетерева. Их черные груди, обращенные на восток, окрасились в кровавый цвет – косачи видят солнце…

Глухарь, напуганный ночью рысью и задремавший на пихте, только к утру проснулся, стал топтаться на ветке, роняя на снег хвою. Изящная куница приметила его из бурелома и будет следить за ним весь день, чтобы ночью попробовать поживиться свежатиной.

На тальниковых кустах расселись белые куропатки – склевывают пушистые почки.

Тихо, морозно… И это все глубокая и таинственная жизнь, так или иначе связанная с человеком, дающая ему истинную мудрость, осознание красоты и особое чувство вечности.

* * *

Охотник проснулся без будильника, как всегда, по привычке – рано. За маленьким единственным окном зимовья еще не было и намека на утро. Плотная темнота стояла за двойными рамами окна, между которыми желтел мох с кисточками кроваво-красных ягод калины. Мороз обметал края стекол льдистым синеватым налетом, проникнув даже в зимовье. Охотник почувствовал это босыми ногами, высунув их из-под одеяла.

Загруженная с вечера корявыми пеньками железная печка остыла, но некоторое тепло от тех сгоревших за ночь чурбаков еще осталось. Ладно срубленное из просушенной сосны, поставленное на мох зимовье как бы хранило запас летнего тепла, и стены его никогда не были холодными.

Внизу, под нарами, уловив легкое движение хозяина и угадав по каким-то им известным признакам, что он проснулся, позевывали собаки.

Охотник поднялся, посмотрел на ходики, ритмично чакающие в тишине, и стал одеваться. На колышках висели просушившиеся бродни. Он надел их на плотный носок и прямо в свитере, прихватив лишь шапку, толкнул наружную дверь. За небольшой, короткой пристройкой в виде маленьких сеней открылся выход. Матово забелел за ним снег. Чувствуя охвативший его мороз, охотник нырнул за угол зимовья.

Высоко и остро стояли вокруг темные деревья, опыленные недавним снегом. В промежутках между ними мерцали блестки звезд, чернели лоскутки неба. Тишина давила на уши и тревожила, поднимая какие-то неосознанные чувства. Набрав из поленницы сухих дров, охотник вернулся в зимовье.

Печурка разгорелась быстро, весело заиграла огненными бликами на грубом полу из горбылей. Охотник поставил на нее чайник и кастрюлю с остатками вечерней еды. Под столом, на полке, стоял таз с мешаниной из овсяной крупы и рубленого мяса из беличьих тушек. Охотник вытянул его и позвал собак. Не торопясь, с достоинством подошли к еде четыре крупных лайки, стали спокойно есть, не стараясь опережать друг друга. Хозяин даже не следил за ними: он знал, что у собак всегда порядок – ни одна из них не посмеет жить за счет другой, не будет стремиться урвать для себя кусок побольше и послаще. Так они воспитаны.

За окном все еще темнела ночь, гулял мороз, и висела беспробудная тишина. Неторопливо и основательно позавтракав, охотник стал готовить задел на ужин: намыл лосятины, начистил картошки, лука… Не забыл про варево и для собак…

Окно зимовья чуть-чуть посветлело. С неохотой, со злом уходила морозная ночь из урманов, и охотник начал готовиться в дорогу: проверил карабин, патроны, снаряжение, положил в заплечный мешок – понягу еду и небольшой термос с горячим чаем, котелок… Не забыл он проверить и лыжи – основное средство передвижения в малоснежье. Это позже, когда в леса набьет сугробы и собаки не смогут бегать, снарядит охотник свой мотоснегоход – новую технику в промысле – и перейдет на добычу пушного зверя ловушками, а пока лучше лыж, подбитых камусом, ничего еще не придумали.

Подперев двери батожком, охотник вышел на утрамбованную возле зимовья площадку. Над тайгой повис свет, как бы раздумывая, опускаться ему в эти холодные заснеженные леса или нет. Там, наверху, возможно, и гулял ветер, а понизу стылый воздух был неподвижным, стерильно-чистым, остро-холодным, и тишина чутко сторожила укутанные снегом деревья.

Собаки ждали охотника, расположившись вокруг него, и, когда он двинул лыжи по снегу, азартно устремились вперед.

Леса, леса и леса… На добрую сотню верст в округе не только без человеческого жилья, но и без единой человеческой души. Жуть берет от одних мыслей об этом…

Долго и упорно шел охотник через пихтачи, пока одна из собак не подала голос. К ней устремились и все остальные, и тишина отступила, зазвенела собачьим лаем. Охотник снял с плеча карабин и заторопился на призыв своих верных помощников.

Белку он заметил высоко, но маленькая пулька достала ее и там. Быстро, пока не застыла тушка зверька, охотник снял с него ценную шкурку, и двинулся дальше.