Иметь и не потерять

Первейшими моими друзьями в то время были Жорка Клименко и Вовка Ерошкин. Заодно с ними, в связке, я прошел все навыки знакомства с природой: рыбалку, охоту – все испытания детства… С удочкой себя помню с самых что ни на есть глубин детства: с той поры как твердо стал на ноги и двор освоил. Вначале мы ловили рыбу прямо с нашего огорода, с сеновала, самоделками; после, как подросли, рыбачили с моста, с яра, и в других местах, где клев получше. А когда потянулся в рыбалке за братьями, закидушки и перетяги с переметами пошли в ход. После, в юности и по молодости, довелось и более серьезной – промысловой – рыбалкой заниматься…

2

Как-то Жорик вбежал в ограду и кричит: «Толян, айда на берег! Там, у моста, пушки выгружают и танки».

«Какие пушки?» – не поверил я, вглядываясь в раскрасневшееся лицо друга: не разыгрывает ли? Но глаза у него сияли, и рот не закрывался от восторга. Разве удержишься от такого соблазна? И мы наперегонки припустили вдоль берега речки.

Еще не добежав до железнодорожного моста, высоко взлетевшего над Иртышом, услышали треск выстрелов и приостановились. Что это? Не война ли сюда дошла? Как бы не попасть куда не надо. Но любопытство было сильнее страха, и мы короткими перебежками – от одного куста ивняка, что кудрявились вдоль берега, к другому – стали продвигаться к высокому взлобку, на котором мельтешили люди в военной форме. Они что-то кричали, прыгали в непонятном, каком-то диком порыве, приплясывали и строчили из автоматов в воздух. Видно было, как сверкали в солнечных лучах отлетавшие в разные стороны гильзы.

«Напились, поди!» – предположил Жорик, останавливаясь в нерешительности за последним кустом перед бугристой поляной, на которой виднелись зеленые пушки, танки, палатки, а среди них гуртились люди в военной форме.

С потаенной робостью наблюдали мы за непонятным разгулом, боясь высунуться из кустов и пытаясь получше разглядеть и пушки, и танки, и людей… Длилось это минут пять, и тут кто-то из военных выскочил на край поляны и заторопился в кусты, прямо к нашей схоронке. Мы и сообразить ничего не успели, а человек уже был рядом: выгоревшая форма, погоны, пилотка со звездой, на груди награды…

«А вы, огольцы, что тут делаете?» – сразу заметил он нас.

Язык потяжелел от его взгляда и голоса – слова не вымолвить. Да и Жорик молчал.

Военный сунулся за куст и стал мочиться.

Поняв, что нам ничто не угрожает, я справился с оторопью и спросил громче обычного:

«А вы что, воюете?»

«Эх, пацанва! Война окончилась! Победа!»

«Чего тогда вы с пушками?» – осмелел и Жорик.

«А нас на восток двигают – будем япошек громить. Выгрузили на берег, пока состав тут, у вас в Омске, формируется. – Он вильнул задом, в изгибе, и заторопился, оборачиваясь: – Вы туда не ходите. Веселятся все»…

А утром, едва рассвело, снова объявились Жорик с Вовкой Ерошкиным.

«Пошли на бугор. Там патронов ребята с той улицы насобирали!» А разве мы могли отстать от своих всегдашних антагонистов, с которыми постоянно схватывались в драках? И мы втроем ринулись к мосту.

Военных и след простыл – будто привиделось все прошлым днем в непонятном сне. Но весь бугор был примят до песочной желтизны, а в песке поблескивали гильзы. Жорик первым нашел среди них два патрона с хищно-острыми пулями, похвастался. И начали мы вперебой разгребать перемешанный сапогами песок. Тут и соперники с соседних улиц набежали – толкотня, крики…

«А пошли к ворохам, – заиграл глазами Вовка, – они горят после дождей, кинем в них патроны – вот будет пальба!»

И пальба началась такая, что пришлось нам падать в канаву, над которой засвистели пули. Не на шутку мы тогда перепугались – шалость-то оказалась опасной – тут и до беды недалеко.

Досталось дома от матери: не обошлось и без нахлобучки: схлопотал по мягкому месту таловым прутом, и брат Борька подергал за уши. А вот Жорку мать отходила ремнем так, что он болезненно морщился, когда пытался на что-нибудь садиться. Лишь Вовка отделался словесным внушением – мать у него мягкая, сердобольная, и дед набожный.

Он, Вовка, и придумал новую шалость: нашел где-то обрезок трубы, расклепал один конец и вместе с Жоркой набил в нее пороху из разряженных патронов. Пробрались мы на остров и запалили старый недогоревший фитиль от бакенного фонаря, всунув его в оставшийся промежуток с другой стороны трубы. Тут же спрятались за куст и притаились. Через пару минут громыхнуло так, что нас взрывной волной подбросило. Да если бы только подбросило, но в том месте, где грохнуло, запретный кабель связи проходил, за который мать отвечала. Как его не повредило – одному богу известно! Иначе бы матери – тюрьма. После этого и мне было больно садиться дня три-четыре.

* * *