К утру я занемог, чувствую: температура под сорок – горю весь. Кое-как поднялся, но в ногах дрожь, в теле – слабость. Куда идти? И руководитель забеспокоился, решил дать всем один день отдыха. На том и сошлись. Мои спутники отыскали неподалеку от стана ровную, как стол, каменную плиту и разожгли на ней костер. Часа полтора прокаливали плиту, а потом смели гарь, поставили на нее палатку и положили туда меня в спальном мешке. Думал, спекусь: спину жгло до нетерпения, пот в сто рядов лился, перед глазами какая-то кутерьма с краснотой плыла, галлюцинации, но, понимая, что иного выхода одолеть болезнь не будет, решил выдержать все. В той жаре, в том болезненном угаре, не заметил, как уснул. Да так до утра и проспал, как убитый. Утром температуры будто не бывало, а похлебав горячей ухи, я и вовсе почувствовал себя здоровым.
В непредвиденных остановках было потеряно с неделю, а лишние дни – лишний расход продуктов, и у нас замаячила угроза нехватки съестного: мы брали с собой припасов в строгом расчете на количество людей и дней – лишнего на плечи не возьмешь. Как говорится: в походе и иголка тянет. По прикидке, до озера Ничатка оставалось еще не менее дня хода. Туда-сюда, и с учетом короткого отдыха выходило около трех дней. Оказаться в каменных лабиринтах без еды было слишком рискованно. Стали совещаться – и при сложившихся условиях почти никто не решался идти дальше. Последнее слово было за руководителем. «Жизнь дороже туристической тропы, – сказал он, выслушав каждого. – Да и основную, самую трудную, часть маршрута мы проделали. Возвращаемся!»
Назад двигались бодро – будто силы прибавилось. Да и дорога, если так можно выразиться, была теперь знакомой: те же перевалы, те же кручи, те же долины, те же остановки, дни и ночи. Лишь миновав хребет Кодар, мы решили срезать путь и свернули поближе к Удокану, к центру оленеводческого совхоза «Красный Север». Добрались мы до него без особых происшествий, и как раз на подходе к поселку закончились продукты.
Поселок встретил нас нежилой тишиною. Большая улица в добротных рубленых домах, контора с красным флагом на коньке. У конторы, на крыльце, сидела старая седая якутка, курила трубку и что-то пела или бормотала, не разобрать: у-яя, у-яя… Рядом с ней пристроилась девочка и тоже с трубкой. Кругом никого – пустота. Стали спрашивать, что да как, про магазин, людей, а она свое: у-яя да у-яя. Пошли вдоль улицы. Я, как всегда, сзади. На плечах Улан. Никого, будто все вымерли. Так и прошли мы до конца деревни. Уже на задворках из кустов выскочил какой-то черный пес – лайка, и увязался за нами: то ли Улана на моей спине учуял, то ли приблудный какой. Попытался я его отпугнуть – не тут-то было: отбежит немного – и снова к нам. Скорее всего, собака потерялась, отбившись от оленеводов или какого-нибудь охотника. Двигаем дальше по едва приметной дороге. Вдруг черный пес, бежавший сзади, кинулся к дереву рядом с обочиной и давай лаять. Пригляделся я – белка притаилась на одном вершинном суке. Понял, что пес рабочий, и загорелся взять его с собой. «Пусть, – думаю, – бежит, а там видно будет…» Недалеко отошли мы от совхоза, когда сзади машина запылила. Диковинка – да и только! Шофер оказался из какого-то соседнего колхоза, ехал в Чару, и посадил нас в кузов. Долго, несколько километров бежал за нами черный пес, а потом отстал. Взять его в кузов я побоялся: Улан, хотя и больной, но от свалки не откажется – я знал натуру лаек, тем более – характер своего пса. А куда ему, больному, против здорового противника? Жаль, но потерянный пес так и остался в тайге.
В Чаре мы почти не задержались. Вовремя попали на читинский рейс и через долгую болтанку на Ан-2 прилетели в Читу. Там – сразу в аэропорт. Билеты у нас были взяты еще в Омске в оба конца. Сели в самолет, а он пустой. Сидим, ждем вылета. Заходит бортпроводница и объявляет, что рейс откладывается до следующего дня. Мы, поняв, что причина задержки рейса в отсутствии пассажиров, подняли шум, и немалый. Так и летели до Иркутска одной нашей группой…
Все обошлось, кроме одного: Улан у меня отошел дня через два после нашего возвращения. Никакие ветеринарные потуги не помогли. Уходил он со слезами на глазах. Пес плакал, и я плакал… После – неделю пил…
Глава 5. Лайки