Иметь и не потерять

Стекла мастерской подернулись по краям морозным узором. Алые краски заревого заката будто пристыли к выстуженному небу. Понизу поплыли легкие сумерки.

Художник, испытывая сложное чувство хмельного удовлетворения и неосознанной тревоги, отложил дневник и задумался. Если все, что там написано, искренне, а иначе быть не может – поскольку писалось тайно, для себя, то ему выпало редкое счастье боготворить такую женщину. Что он и делал и продолжает делать, и будет делать до тех пор, пока память о ней не истает. И истает ли?

Теперь ей и вовсе тяжело. Это ему не сидеть в домашней клетке, не выслушивать упреки, а то и большее, оскорбления, со стороны близкого человека. У него пока все вроде бы нормально в семье. Жена, которую он обожает, пусть без угара, без душевного трепета, истаявших через пару лет их супружества, но с твердым постоянством. Двое детей: сын школьник и пятилетняя дочь. А дальше – не хуже, чем у обычных людей: добротная квартира, машина, дача… Но, возможно, буйного душевного огня ему как раз и не хватает. В колее обыденности разве может загореться творческая искра?

Мысли его ушли в далекий городишко. В июль ушедшего лета. Вот она собирается к нему, выбирает платье. Тогда уже он обратил внимание на то, как она со вкусом и красиво одевается. Понятно, модельер, знает толк в одежде, а материально она вряд ли испытывала трудности. Ее слегка округлые, красиво очерченные, руки, освещенные утренним солнцем, торопливо перебирают наряды. Воображение почти зримо нарисовало перед художником эту картину, и он быстро поднялся, взял листы белой бумаги и стал набрасывать тронувший его сюжет. Руки, руки, которые ласкали его, обнимали, так и замелькали перед мысленным взором. Широкое освещенное дивным светом окно, гибкое тело женщины… Пошло, пошло!..

Звонок в дверь отвлек его от работы. В мастерскую, будто вкатился, его давний друг Егор Антонов. Заметил наброски и долго их разглядывал.

– Живо, живо, – пробормотал он. – Натурщицу нанимал? Может, она мне отпозирует?

О его музе никто из друзей не знал. Все, что было между ними, осталось тайной.

– Да нет, Егор. Это не натурщица. – В душе у художника что-то колыхнулось.

– Живо, великолепно! Тебе бы на этом материале изобразить что-нибудь в скульптуре, – продолжал осматривать эскизы Антонов.

– Время свое покажет. Может, скульптура получится, может, картина…

14.07.20… г.

«Вероятно, что-то изменилось в моем поведении, внешнем виде, внутреннем мире, поскольку Николай стал пристально на меня поглядывать, хотя ничего особого пока не говорил. Странно, мы прожили с ним пятый год, а детей нет. Почему? По утверждению докторов, мы оба здоровы. А может быть, Николай от меня что-то скрывает? Ему с его положением главы района договориться с врачами проще простого? Может быть, он тянет время? Годы мои идут, а когда я узнаю истину, то на что-то решаться будет поздно? А как я хочу ребенка! Как бы я была счастлива – будь у меня девочка или мальчик! Я бы всю себя отдала детям! Но их нет, и будут ли? Николай без особого энтузиазма поддерживает мое желание проконсультироваться у известных врачей. И тайная думка начала мимолетно туманиться: может, от Игоря будет у меня ребенок? Ведь говорят же, что дети рождаются только от сильной любви. А я его люблю безрассудно! Иной раз во мне просыпается что-то дикое, и от избытка чувств мне хочется его укусить. И эти мои чувства ничуть не слабеют от встречи к встрече.

Когда я возвращалась домой, всю долгую дорогу думала и думала о нас с ним – за домашними хлопотами, короткими разговорами с Николаем мне впадать в раздумья некогда. А тут я любовалась утомленными в летнем зное лесами, широкими полянами в ярких и буйных цветах, лиловыми красками заката и все думала. Такая уж нам с Игорем выпала судьба горячо любить друг друга и жить порознь. У него семья. Любимые дети, которых он не бросит. Да и я бы ни за что не пошла на такие жертвы. Вот и думай – не думай. И я решила – будь что будет!»

* * *

Художник поднял голову и посмотрел в темное окно. Он теперь читал дневник поздним вечером, перед уходом домой. Отработав весь день над картиной. Мало-помалу на ней стала вырисовываться красивая женщина, до боли знакомая, светлая. Вероятно, лишь в глубокой любви можно по памяти написать полный, во весь рост, портрет. И картина ему удавалась. Художник чувствовал это всем своим существом.