Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

‹…› Бедный Бродский. Теперь я знаю подробности его ухода. Вовсе не во сне. Вернулся Рейн, звонил. Но информацию Рейна надо, по крайней мере, четвертовать. Короче: вечером Бродский, несмотря на дурное самочувствие, выпивал, веселился и собирался утром отбыть в университет. Вечером, когда «все разошлись, и никто не остался», жена пошла в спальню, а он направился в свой кабинет. Утром жена, проснувшись, вошла в кабинет и застала его, вернее, уже не застала. Надо тебе сказать, что, кто бы ни звонил из интеллигентов и даже полуинтеллигентов, воспринимают эту потерю как личное горе. Не одна я. Ну да пусть покоится с миром, неподражаемый Бродский. Мне кажется, я его всегда знала лично, вот такое ощущение, а ведь только на экране и видела. ‹…›

21.2.1996

Леночка, доченька моя, золотце мое! Вчера после разговора с тобой ломала голову, как мне извлечь папу из твоего дома. Я не волнуюсь, а стараюсь как-то тебе помочь. Не думай, что мне не жалко папу. ‹…›, но он, слава Богу, выведен из медикаментозного отравления[282].

‹…› В критические моменты я собираюсь как пружина. И ты в этом могла убедиться, например, на примере Семена. Да и когда нам угрожала разлука с тобой, а тебе, одной, в лежании в «Туристе», я тоже собралась, по-своему, болезненно, но иного выхода, как отказаться от пищи и т. д. и т. п., у меня не было. Я поплатилась сумасшедшим домом за мою прежнюю беспечность, т. е. за трехлетнее пьянство, за измены мужу. Но я добилась своего, пусть очень дорогой ценой. Но Бог не оставил меня, и пусть я не могу самостоятельно передвигаться, все это ерунда, – я живу полноценной духовной жизнью, никого собой, в сущности, не обременяя.

Конечно, мой прилет к вам – не есть тому подтверждение, я без умолку болтала. На самом деле, до 5-го числа, пока я не убедилась, что ничего плохого у тебя не было (посещение поликлиники, взгляд врача – я по его легкомысленным глазам прочитала: все в порядке). Да, вот у вас целые шесть дней и ночей я и в самом деле была в страшном волненье. Этот француз-хирург знает свое хирургическое дело, но врач любого профиля должен быть и психоаналитиком. В последнем – он крайне туп. Говоря тебе, что ты можешь куда угодно лететь, он, скорее, хотел тебе внушить бесстрашие, ибо многие пациенты страдают ракоманией и берегутся чересчур, лишая себя впредь многого. Он подошел к тебе с общей меркой. Но не понял, что за типчик перед ним. ‹…›

171. Е. Макарова – И. Лиснянской 22 февраля 1996

22.2.1996

Мамик, не нужно «действовать», очень тебя прошу. Твой звонок Вадиму Семеновичу[283] и его звонок сегодня папе только ухудшил все, что я пыталась сделать. Я после твоего звонка позвонила Вадиму, чтобы предотвратить неприятность, и он позвонил сегодня, когда я была на работе. Результат – папа плакал, у него очень подскочило давление. Я папу не могу сейчас отправить домой, как ты не понимаешь простой вещи – я этого себе никогда не прощу. Выгнать отца из дому?! К тому же, увы, он понял, от кого исходит инициатива. И это только ухудшит ваши отношения, и без того не очень простые.

‹…› Я страшно сожалею о том, что сказала тебе о некоторых осложнениях, я как-то не подумала о возможных последствиях сообщения.

Пожалуйста, не рассказывай всем, как дурно поступил папа, мне это очень неприятно, тем более что он ничего дурного не сделал, приехал навестить, но тяжело заболел, он ничего, кроме сочувствия, не вызывает. ‹…› Я не адвокат и не судья успехам и поражениям своих родителей. Я – всего лишь дочь и в этой роли пытаюсь вести себя достойно, если бы папа был мусорщиком, а ты продавщицей, в данном случае ничего бы не изменилось. Так же как не имеет значения для моих детей, талантлива я или бездарна, имеет значение лишь одно – я их мать. Прошу тебя, не сердись, но пойми. Помню, лет в 16–18 я жаловалась кому-то на тебя, мне до сих пор очень стыдно. Но нам всем уже не шестнадцать лет.

Хорошо, что Семену Израилевичу понравилось про Тарковского, тут мы с ним совпадаем во мнениях. ‹…› Ты очень зримо описала похороны Лидии Корнеевны. Люше, если выпадет случай, передай мою любовь (я люблю ее за правдивость и собранность) и соболезнования.

‹…› Здорово, что тебя выдвинули. А что, если и впрямь дадут?!

172. И. Лиснянская – Е. Макаровой 27 февраля, 15 марта 1996

27.2.1996

Доченька моя! Письма от тебя так и нет. Сегодня буду ждать твоего звонка до 5 вечера. Я тебе уже писала, что во вторник, т. е. сегодня, пойду на вечер Георгия Иванова, который ведет Кублановский, а во 2-м отделении будет читать свои стихи. ‹…›

Если у Цветаевой был большой спрос с людей, который закончился трагично, то у меня обратное – большое предложение, за что драматически, но не трагически расплачиваюсь. Нечего мне, действительно, предпринимать акции. Я при «акциях» либо нарываюсь на грубость, либо на еще больший спрос с меня. Это напоминает мне мой же рассказ конца 50-х «Хочу доставить удовольствие».