Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

3.12.96

Пришла из архива. Груды бумаг. Чем больше места, куда класть бумаги, тем более моя комната походит на эфроимсоновскую. Правда, на пол не кладу. Здорово, что едешь читать стихи в Питер. Вот бы я с тобой прокатилась! Но еще прокатимся, не в Питер, так в Прагу, очень мне бы хотелось показать тебе мой второй город, может, весной? ‹…›

195. И. Лиснянская – Е. Макаровой 5, 11–14, 20 декабря 1996

5.12.1996

Кисанька моя! ‹…› За стеной семеновской комнаты идет сверльба. Думаю, что в этом доме может и стрельба начаться – разборки. Не бойся – шучу! Дом грохочет. А я, наверное, пишу тебе последнее письмо, потому что если завтра Яна поедет к Кешман за письмами, то по дороге к ней она прихватит мое огромное послание с приложением (три твоих письма ко мне), храни их[320]. Я ведь тебе посылаю эти письма (в одном – в Дилижан – моя дилижанская фотография), чтобы показать, насколько ты проницательна и, увы, похожа на меня. Даже наша писательская судьба похожа с той разницей, что ты премию получила в 44 г., а я в 68 лет (первую). Жаль, что у меня нет газетных вырезок, а то бы я тебе ксероксы послала. В общем, там ничего особенного нет. Правда, есть у меня (вчера принесли) журнал «Итоги» – модный из-за ведущего Киселева (НТВ) и все-таки доступный для более широкого слоя населения.

В этом журнале Лев Рубинштейн – поэт и критик – постмодернист пишет: «Первую премию получила Инна Лиснянская за цикл стихотворений “Песни юродивой” и вклад в современную русскую поэзию. В своем кратком, скромном и достойном выступлении поэтесса призналась, что это ее первая в жизни премия. Дай Бог ей побольше премий». А под этими его словами – моя старушечья морда. ‹…›

11.12.1996

Дорогая моя умница, красавица, детка моя! Вчера с Божьей помощью и помощью личного самолета спонсора прибыла в Питер, к Элле в частности. Дорогой болтали, шутили – Андрей Григорьев оказался скромным, обаятельным и умным человеком. Твоя маманя, вырвавшись не только из дому, но и в небесный простор, была даже слишком остроумна и смешлива.

Я была доставлена потом прямо до дверей Эллиной квартиры. Встретили меня радостно, но только не кошка, измученная тем, видимо, что до моего приезда устанавливали железную дверь, сверлили, орали и т. д. Короче, с ходу она меня неожиданно исцарапала до крови, но не лицо, слава Богу, а ногу. Но все зажило тут же. Однако я ее боюсь и уже сожалею, что отказалась от роскошной гостиницы «Московская», да и режим у нас не совпадает, Элла и Сергей Вл[адимирович] – совы, а я – жаворонок. Вот и сегодня проснулась в 5.30 утра, хотя будь здоров наглоталась всего – и тезирцина и эунактина в 2 часа ночи. Но это, видимо, из-за перевозбуждения – вечер в ахматовском доме. С этого вечера мне начать бы, а не с кошкиного нападения на меня.

Довольно большой зал, гораздо больше, чем зал Цветаевского музея, был переполнен, стояли даже на лестнице. Еще бы – такое созвездие: Рейн, Гандлевский, Кибиров, Кушнер, – вместе в одном зале – редкость, то есть не в одном зале, а в один вечер. Вечер состоял из двух отделений (была и программа), я с ужасом увидела, что замыкаю первое отделение, второе – Гандлевский. Жутко боялась я, жутко боялась Элла, которая, к счастью, выступала второй по программе в первом же отделении Рейна. Все у нее шло чудесно, но тут какой-то дурак написал ей записку, чтобы она прочла стихи, посвященные мне. Она, дуреха, прочла и пошла на место. Провожали ее очень хорошо – это было ее первое выступление. Первый блин – слегка комом. Оказалось, что я выступаю вслед за любимцем публики Кибировым. Это меня еще больше пугало, он остроумный, ироничный – то, что надо.

Тряслась я как безумная. Даже многие заметили, как я нервничала, когда читала, и изумлялись этому. Многие – это Элла, ее муж, Рейн и еще кто-то. Превозмогая весь страх, я все же прочла 7 коротеньких стишков. Но что было! Ты знаешь, я хвастунья в разных житейских делах, но не в этом деле. Зал гремел. Цитирую папу: «хлопали-топали, зал матросский гремел в Севастополе». А тут гремел интеллигентный зал в Питере. Как мне потом говорили – хлопали даже на лестнице. Короче, я оказалась самой-рассамой персоной, еще одно подобное – и я возомню, что я Поэт, да еще не шуточный.

Потом отправились в ресторан «Ампир», где был накрыт роскошный стол. Гуляли до 11.30 и ушли первыми: я, Элка и Сергей Владимирович. ‹…›

Ко мне спонсор приставил «вольво», чтобы сегодня и завтра я распоряжалась машиной по своему усмотрению. Но каково может быть мое усмотрение? Вчера, уже вернувшись, мы еще сидели до 2 ночи, а через три часа я вскочила, хотя и напилась снотворных. Да и когда хозяева проснутся – совершенно неясно. Передрейфила и перевозбудилась я вчера сверх меры. Даже два бокала шампанского выпила (полных), а перекурилась – жуть! Но думаю, что все же хорошо, что отважилась выйти в люди.