– Эта фигурка отдаленно похожа на магистра Хемме формой и пропорциями. Однако это не самый удачный симпатический образ. А потому и симпатическая связь, основанная на нем, будет слабенькой. Процента два эффективности, не больше. Как же нам ее усилить?
Снова молчание, но уже не такое долгое, как в прошлый раз.
– Можно сделать ее побольше! – предложил кто-то. Я кивнул и стал ждать дальше. Послышались другие голоса:
– Можно вырезать на ней лицо магистра Хемме!
– Раскрасить!
– Нарядить в маленькую мантию!
Все засмеялись.
Я вскинул руку, требуя тишины, и сам удивился, как быстро все умолкли.
– Оставим в стороне то, насколько это выполнимо – предположим, что мы все это сделали. Вот рядом со мной стоит шестифутовый, полностью одетый, мастерски вылепленный магистр Хемме.
Я изобразил все это жестами.
– Но даже при всех приложенных усилиях лучшее, чего мы добьемся, – это десяти-пятнадцатипроцентная симпатическая связь. Так себе, мягко говоря.
Это подводит нас ко второму закону – закону сродства. Проще всего, чтобы легко было запомнить, он формулируется так: «Что было вместе – вместе и останется!» Магистр Хемме великодушно одолжил мне волос со своей головы. – Я показал им волос и торжественно воткнул его в голову куколки. – И вот таким простым способом мы получаем симпатическую связь, которая сработает на тридцать – тридцать пять процентов.
Я наблюдал за Хемме. Поначалу он было слегка встревожился, но теперь снова расплылся в самодовольной ухмылочке. Он-то знал, что без нужного связывания и должным образом сфокусированного алара от всего этого воска и волос никакого толку не будет.
Удостоверившись, что он принимает меня за дурака, я указал на свечку и спросил:
– Вы позволите, магистр?
Он величественно махнул рукой и поудобнее устроился на сиденье, скрестив руки на груди, в полной уверенности, что ему ничто не грозит.
Ну разумеется, нужное связывание-то я знал. Я же ему говорил. А алару, вере в бич, Бен научил меня еще тогда, когда мне было двенадцать.
Однако я не дал себе труда прибегнуть ни к связыванию, ни к алару. Я просто сунул ногу куклы в пламя свечи. Свеча потускнела и задымила.
Воцарилась напряженная тишина. Все затаили дыхание и вытянули шеи, чтобы посмотреть на магистра Хемме.
Хемме пожал плечами, изображая изумление. Однако взгляд его был точно капкан, готовый захлопнуться. Уголок губ приподнялся в усмешке. Хемме начал было вставать с места.
– Ну-с, я ничего не чувствую. И…
– Именно! – воскликнул я. Мой голос прозвучал резко, как щелчок кнута, и застигнутые врасплох студенты снова уставились на меня. – А почему? – Я выжидательно обвел взглядом аудиторию. – А из-за третьего закона, о котором я упомянул, закона сохранения энергии! «Энергия не может быть ни уничтожена, ни создана, только потеряна или найдена»! Если бы я поднес свечу к ноге нашего досточтимого наставника, почти ничего бы не произошло. А поскольку по связи передается всего процентов тридцать, мы бы не получили даже этого скромного результата.
Я сделал паузу, давая им время вдуматься.
– Вот основная проблема симпатии! Откуда же нам взять энергию? Однако в данном случае ответ прост.
Я задул свечку и зажег ее заново, от жаровни. И пробормотал себе под нос несколько нужных слов.
– Добавив вторую симпатическую связь, между свечой и куда более жарким пламенем… Я разделил свой разум надвое. Одна часть связала вместе Хемме и куколку, вторая – свечку и жаровню. – Мы и получим желаемый эффект!
Я небрежно поднес ногу куколки к пламени свечи, примерно на дюйм выше фитиля – кстати, именно там пламя горячее всего.
И услышал испуганный возглас оттуда, где сидел Хемме.
Не глядя в его сторону, я продолжал самым что ни на есть сухим тоном, обращаясь к аудитории:
– И, судя по всему, на этот раз у нас все получилось.
Студенты расхохотались.
Я задул свечку.
– Помимо всего прочего, это хороший пример того, на что способен опытный симпатист. А представьте, что было бы, если бы я бросил эту куколку в огонь?
И я поднес ее к жаровне.
Хемме, как укушенный, вихрем взлетел на сцену. Возможно, мне показалось, но, по-моему, он берег левую ногу.
– Что ж, судя по всему, магистр Хемме снова решил взять преподавание в свои руки.
По залу прокатился смешок, на этот раз громче.
– Благодарю вас, коллеги и друзья. На этом моя скромная лекция… окончена!
И тут я использовал одну из сценических уловок. Есть такая специальная интонация, такие особые жесты, которые дают публике понять, что пора аплодировать. Я не могу объяснить, как именно это делается, но оно, как всегда, подействовало. Я поклонился залу и обернулся к Хемме под звуки аплодисментов. Нельзя сказать, чтобы аплодисменты были такие уж оглушительные, но ему-то, наверное, и того не доставалось.
Когда он преодолел последние несколько шагов, разделявшие нас, я едва не отшатнулся. Лицо у него было жуткого багрового цвета, а жила на виске билась так, будто вот-вот лопнет.