Имя ветра

Выражение лица у Элодина было потрясающее. Я никогда не видел, чтобы человек был так ошеломлен. Падая, я слегка развернулся, так что мне было по-прежнему его видно. Я увидел, как он приподнял руку, словно запоздало пытаясь меня схватить.

Я чувствовал себя невесомым, как будто парил в воздухе.

Потом я ударился о землю. Нет, не мягко, не как опускающееся перышко. Как кирпич, грохнувшийся на мостовую. Я приземлился на спину, подвернув под себя левую руку. Я стукнулся затылком о землю, в глазах у меня потемнело, и дух вышибло вон.

Сознания я не потерял. Я просто лежал, не в силах ни вздохнуть, ни шевельнуться. Я помню, что совершенно серьезно думал, будто я умер. Или ослеп.

Наконец зрение ко мне вернулось, и я заморгал, увидев яркое голубое небо. Плечо пронзила боль, я почувствовал во рту вкус крови. Дышать я не мог. Я попытался перевернуться, чтобы освободить руку, но тело не слушалось. Я сломал себе шею… спину…

После нескольких секунд паники я сумел наконец сделать неглубокий вдох, за ним второй. Я вздохнул с облегчением, и обнаружил, что, вдобавок ко всему прочему, сломал как минимум одно ребро. Однако я слегка пошевелил пальцами рук, потом пальцами ног – они двигались. Позвоночник цел.

Пока я лежал, осознавая, как мне повезло, и считая сломанные ребра, в поле моего зрения появился Элодин.

Он посмотрел на меня сверху вниз.

– Поздравляю! – сказал он. – Это был самый дурацкий поступок, какой я видел в своей жизни.

Лицо у него было недоверчиво-восхищенным.

– Самый-самый!

И вот тут я решил посвятить себя благородному искусству артефакции. Нельзя сказать, чтобы у меня был богатый выбор. Прежде чем Элодин помог мне дотащиться до медики, он дал мне понять, что человек, у которого хватило дури, чтобы спрыгнуть с крыши, слишком безрассуден даже для того, чтобы давать ему в руки ложку, не говоря уже о том, чтобы изучать столь «глубокий и взрывоопасный» предмет, как именование.

Но тем не менее отказ Элодина меня не особо расстроил. При всей моей любви к сказкам, я не горел желанием учиться у человека, чьи первые уроки стоили мне трех сломанных ребер, легкого сотрясения мозга и вывихнутого плеча.

Глава 47 Иголки

Если не считать тернистого начала, моя первая четверть проходила довольно гладко. Я занимался в медике, изучал человеческое тело и способы его лечения. Я практиковался в сиарском с Вилемом, взамен помогая ему с атуранским.

Я вступил в ряды артефакторов и стал учиться выдувать стекло, делать сплавы, волочить проволоку, гравировать металл и ваять из камня.

Большую часть вечеров я проводил в мастерской Килвина. Я выбивал из форм бронзовые отливки, мыл пробирки и колбы и растирал руду для сплавов. Работа не особо ответственная, однако каждый оборот Килвин платил мне по медной йоте, а иногда и по две. Я подозревал, что в голове методичного магистра хранится нечто вроде большой учетной доски, куда он тщательно заносит, кто сколько часов отработал.

Учился я и менее ученым вещам. Мои соседи из арканума научили меня карточной игре, которая называется «собачий дых». Я отплатил им импровизированным уроком психологии, теории вероятности и ловкости рук. Я успел выиграть почти два таланта, прежде чем меня перестали звать играть в карты.

Я крепко сдружился с Вилемом и Симмоном. Были у меня и другие знакомства, но немного, и не такие близкие, как Вил с Симом. Стремительное превращение в э-лира многих от меня оттолкнуло. Одни на меня злились, другие мной восхищались, но и те, и другие держались в стороне.

А был еще и Амброз. Просто сказать, что мы стали врагами, значит упустить истинную суть наших взаимоотношений. Скорее, мы оба вступили в нечто вроде делового союза, целью которого было наиболее эффективно выполнять наше общее дело: ненавидеть друг друга.

Однако, даже при кровной вражде с Амброзом, свободного времени у меня по-прежнему было предостаточно. И, поскольку я не имел возможности проводить время в архивах, я тратил часть досуга на то, чтобы подпитывать свою расцветающую репутацию.

Понимаете, мое эффектное поступление в университет произвело изрядное волнение в умах. Я попал в арканум через три дня – вместо обычных трех четвертей. Я был младше всех в аркануме как минимум года на два. Я открыто бросил вызов одному из магистров перед всей аудиторией, и меня не выгнали. Когда меня пороли, я не кричал и не истекал кровью.

А главное, главное, я, судя по всему, ухитрился настолько вывести из себя магистра Элодина, что он сбросил меня с крыши Череповки! Я предоставил этой истории бытовать в неисправленном виде, потому что это было лучше, чем неприятная истина.

В общем и целом, сделать так, чтобы обо мне постоянно ходили какие-то слухи, было совсем нетрудно, и я решил этим воспользоваться. Репутация – это нечто вроде доспеха или оружия, которым можно воспользоваться при нужде. И я решил, что, коли уж мне предстоит стать арканистом, лучше быть арканистом знаменитым.