Имя ветра

Баст сделал еще один вдох, семнадцатый. Он заставлял себя не ломать руки, ожидая, пока комната наполнится глубоким молчанием. Он ждал, пока молчание кристаллизуется и оскалится по краям прохладной тишины, затопившей «Путеводный камень». Он знал, как оно приходит: точно иней, выступающий из зимней почвы, заставляющий каменеть прозрачную воду, оставшуюся в колеях после ранней оттепели.

Но прежде чем Баст успел сделать еще один вдох, Квоут распрямился на стуле и сделал Хронисту знак положить перо. Баст чуть не расплакался, почувствовав, как молчание унеслось прочь, точно мрачная птица, которую спугнули и заставили улететь.

Квоут вздохнул. Вздох вышел одновременно раздраженным и безнадежным.

– Должен признаться, – сказал он, – я просто не знаю, как подступиться к следующей части истории.

Боясь, как бы молчание не затянулось снова, Баст прочирикал:

– А почему бы тебе для начала просто не рассказать о самом важном? А потом можно было бы вернуться назад и коснуться всего остального, если сочтешь нужным.

– Можно подумать, это так просто! – резко ответил Квоут. – А что считать самым важным? Мою магию или мою музыку? Мои победы или мои промахи?

Баст густо покраснел и прикусил губу.

Квоут вдруг шумно выдохнул:

– Извини, Баст. Это хороший совет, как и большинство твоих советов, на первый взгляд бестолковых.

Он отодвинулся от стола вместе со стулом.

– Но прежде чем мы продолжим, реальность предъявляет мне некоторые требования, которыми я больше пренебрегать не в силах. Прошу прощения, я на минутку отлучусь.

Хронист с Бастом тоже встали, размяли ноги и удовлетворили свои собственные нужды. Баст зажег лампы. Квоут достал еще сыра, хлеба и вяленой колбасы с пряностями. Они стали есть, пытаясь поддерживать любезную беседу, но мыслями они были далеко отсюда, поглощенные историей.

Баст съел половину всего, что было на столе. Хронист тоже перекусил от души, хотя и куда скромнее. Квоут едва проглотил пару кусков и снова заговорил.

– Ну что ж, пойдем дальше. Музыка и магия. Победы и промахи. Ну-ка, поразмыслите. Чего недостает нашей истории? Какой жизненно важной детали?

– Женщин, Реши! – тут же ответил Баст. – Женщин тут явный недобор.

Квоут улыбнулся:

– Не «женщин», Баст. А женщины. Одной-единственной женщины.

Квоут посмотрел на Хрониста:

– Наверняка ты что-то слышал, какие-то куски и обрывки. Я расскажу вам о ней все как было. Хотя, боюсь, задача мне не по зубам.

Хронист взялся было за перо, но прежде, чем он успел обмакнуть его в чернильницу, Квоут вскинул руку:

– Прежде чем мы начнем, дайте я скажу одну вещь. Мне не раз приходилось рассказывать истории, живописать словами, говорить суровую ложь и суровейшую правду. Как-то раз я пел слепому о красках. Я играл семь часов подряд, но наконец он их увидел: зеленое, алое и золотое. Так вот, пожалуй, то было проще, чем это. Попытаться дать вам представление о ней с помощью одних только слов. Вы же никогда ее не видели, не слышали ее голоса. Вам не понять.

Квоут жестом велел Хронисту взяться за перо.

– Но все равно, я попробую. Она уже стоит за кулисами и ждет лишь условного знака. Подготовим же сцену к ее выходу…

Глава 49 Природа диких существ

Тут как с любыми дикими существами: подходить к ним следует осторожно. Подкрадываться бесполезно. Дикие существа знают, что, когда кто-то крадется, это всегда ложь и ловушка. Да, они сами могут в это играть и временами попадаются, но все же подкрадываться к ним бесполезно.

Так вот. К теме той женщины следует подходить не крадучись, но не спеша и осторожно. Потому что она так дика и пуглива, что я боюсь приблизиться к ней слишком быстро даже в рассказе. Одно неосторожное движение – и сама мысль о ней обратится в бегство.

Итак, во имя медлительности и осторожности я расскажу о том, как я с ней повстречался. А для этого надо рассказать о событиях, которые, совершенно помимо моей воли, привели меня на другой берег реки, в Имре.

К концу первой четверти у меня было три серебряных таланта и одна йота. Еще не так давно для меня это было бы все равно что все сокровища на свете. Ну а теперь я надеялся только, что мне хватит денег оплатить еще одну четверть и койку в «конюшнях».

В последний оборот каждой четверти в универе проводились экзамены. Занятия отменялись, и магистры каждый день по нескольку часов опрашивали студентов. Плата за следующую четверть зависела от того, как сдашь экзамены. В какой день и час тебе предстоит их сдавать – определялось лотереей.

От короткого разговора с магистрами зависело многое. Не ответишь на пару вопросов – и тебе могут вдвое поднять плату. А потому жребии на более позднее время сдачи очень ценились: это давало больше времени на зубрежку и подготовку. И после проведения лотереи начиналась лихорадочная торговля жребиями. В ход шли и деньги, и услуги: все пытались добыть жребий на удобное время.