В конце концов мы спустились, воспользовавшись лямкой моей котомки как импровизированной веревкой. Денна, упираясь изо всех сил, держала один конец, а я спускался по другому. Сумка, конечно, порвалась, и все мое имущество рассыпалось, но зато я очутился на земле, всего лишь испачкавшись травой.
Потом Денна повисла на краю плиты, я ухватил ее за ноги и мало-помалу спустил на землю. И, несмотря на то что спереди я был весь в синяках, этот процесс заметно улучшил мое настроение.
Я собрал свои пожитки, достал нитку с иголкой и сел зашивать котомку. Денна сходила в лес и вернулась обратно, по дороге подняв одеяло, которое мы бросили внизу. На одеяле красовалось несколько громадных дыр от когтей – по нему прошелся дракк.
– Ты когда-нибудь видела нечто подобное? – спросил я, протянув к ней руку.
Денна вскинула бровь:
– И в который уже раз я это слышу?
Я, усмехнувшись, протянул ей слиток черного железа, купленный у лудильщика. Она с любопытством оглядела его.
– Лоденник, да?
– Даже удивительно, что ты знаешь, что это такое.
– Я знала человека, который держал лоденник вместо пресс-папье. – Она пренебрежительно хмыкнула. – Он то и дело подчеркивал, что это, мол, такая дорогая и редкостная вещица, а он вот ее вместо пресс-папье использует. – Она фыркнула. – Зануда страшный! У тебя есть что-нибудь железное?
– Поройся тут, – я указал на кучку своего добра. – Наверняка что-нибудь отыщется.
Денна присела на один из поваленных серовиков и принялась играться с лоденником и обломком железной пряжки. Я не торопясь зашил свою котомку, приделал на место лямку и прошил ее несколько раз, чтобы не оторвалась.
Денна была полностью поглощена лоденником.
– А как он действует? – спросила она, отрывая пряжку и глядя, как она снова прилипает к слитку. – Откуда берется это притяжение?
– Это нечто вроде фульманической силы… – ответил я и, поколебавшись, добавил: – Но это просто сложный способ сказать, что я понятия не имею.
– Интересно, а он любит железо только потому, что он железный? – задумчиво произнесла Денна, прикладывая к нему свое серебряное колечко, безрезультатно. – А вот если бы кто-нибудь нашел латунный лоденник, может, ему бы нравилась латунь?
– Возможно, ему бы нравились медь и цинк, – ответил я. – Латунь – это сплав меди с цинком.
Я вывернул котомку налицо и принялся складывать туда свои вещи. Денна вернула мне лоденник и подошла к разоренному кострищу.
– Он сожрал все дрова перед тем, как уйти, – сказала она.
Я тоже подошел посмотреть. Вокруг кострища все было вытоптано и перерыто. Будто легион кавалерии проехал. Я потыкал носком башмака большой кусок перевернутого дерна, наклонился и кое-что подобрал.
– Смотри-ка!
Денна подошла поближе, и я показал ей находку. Это была одна из дракковых чешуек, гладкая и черная, каплевидная, размером примерно с мою ладонь. В центре она была толщиной в четверть дюйма, к краям тоньше.
Я протянул ее Денне:
– Это вам, сударыня! Сувенирчик!
Денна взвесила ее на руке.
– Тяжелая какая, – сказала она. – Сейчас еще поищу, для тебя…
Она принялась рыться в останках кострища.
– По-моему, он еще и часть камней сожрал вместе с дровами. Я их вчера точно больше насобирала!
– Ящерицы все время едят камни, – сказал я. – Это им помогает переваривать пищу. Камни перетирают пищу у них в брюхе.
Денна взглянула на меня недоверчиво.
– Правда-правда. Куры тоже так делают.
Она покачала головой и отвернулась, ковыряясь во взрыхленной земле.
– Знаешь, я поначалу надеялась, что ты превратишь эту встречу в песню. Но чем больше ты об этом говоришь, тем мне это сомнительней. Коровы, куры… Где же твой вкус к драматизму?
– А по-моему, оно и без преувеличения неплохо, – сказал я. – Эта чешуйка почти целиком железная, если я не ошибаюсь. Куда уж тут драматичнее!
Она пристально посмотрела на чешуйку:
– Шутишь!
Я улыбнулся в ответ.
– В этих камнях, что вокруг нас, полным-полно железа. Дракк ест камни, они мало-помалу перетираются у него в желудке. Металл мало-помалу просачивается в кости и чешую. – Я взял чешуйку и подошел к одному из серовиков. – Он год за годом сбрасывает шкуру и пожирает ее, накапливая железо в организме. И через две сотни лет…
Я постучал чешуйкой о камень. Она издала пронзительный звон, нечто среднее между звуком колокольчика и звоном глазированного керамического сосуда.
Я вернул чешуйку Денне.
– Раньше, до появления современных рудников, люди, по всей вероятности, охотились на них ради железа. Да и в наше время, подозреваю, алхимик даст неплохие деньги за его чешую или кости. Органическое железо – большая редкость. Из него, наверное, много чего понаделать можно.
Денна посмотрела на чешуйку у себя в руке:
– Ты выиграл. Ты напишешь эту песню. – Глаза у нее вспыхнули – ее осенила идея. – Слушай, дай сюда лоденник!
Я порылся в своей котомке и протянул ей лоденник. Она поднесла к нему чешуйку, и чешуйка мгновенно прилипла к нему, издав все тот же странный, керамический звон. Денна улыбнулась, вернулась к кострищу и принялась тыкать лоденником в перерытую землю, разыскивая другие чешуйки.
Я посмотрел в сторону северных утесов.