Имитация науки. Полемические заметки

Объяснительная записка – такова уж природа жанра – всегда есть род оправдания. Но в ней при желании можно отделить факты от той интерпретации, которую стремится придать ей автор. Каковы же факты? Некий молодой человек, называющий себя Сашей, после одиннадцати часов вечера оказался в комнате девушки. Ясно, что он не имел никаких документов, иначе оставил бы их на вахте и вышел бы, как и положено, через дверь. Следовательно, он прошел в общежитие, нарушив правила и обманув бдительность вахтера. Уже один этот факт заставляет усомниться в том, что Саша – невинный агнец. Из объяснительной мы узнаем также, что Саша, по уверениям девушки, две ночи провел на вокзале. Если это правда, то возникает вопрос о причинах столь нетривиального поведения. Мы ведь примерно представляем, какого сорта публика ночует на вокзалах; ничто не говорит о том, что Саша исключение. Когда этот Саша был уличен вахтером в нарушении правил, «последовала чересчур шумная сцена». Виновником шума, как уверяет автор объяснительной записки, был в основном вахтер. Но почему мы должны верить этому автору? Трудно себе представить, чтобы человек, имеющий обыкновение ночевать на вокзале, вел себя в подобной ситуации со сдержанностью английского лорда. С. А. Королев не задается простым вопросом: куда направлял свои стопы Саша на ночь глядя? Снова на вокзал? Нестыковки так и лезут из каждой фразы объяснительной, но С. А. Королев их не замечает.

Из объяснения трудно понять, почему Саша предпочитает выбираться наружу через окно, а не проходить обычным способом, но в целом по этому документу можно составить картину того, что произошло в действительности. Всё не так уж сложно. Некая молодая особа тайком провела в комнату общежития, где она проживала, своего знакомого. Чем они там занимались, мы можем только предполагать, но по каким-то причинам ему нельзя было задерживаться на ночь. Тогда эта молодая особа попросила своего сокурсника помочь гостю незаметно покинуть общежитие. Гостя она, естественно, представила как своего брата. Но план был сорван из-за бдительности вахтера. Застигнутый врасплох молодой человек сначала грубо наорал на вахтера, а потом, выдавив из себя извинения, ретировался. А нарушителем порядка оказался автор объяснительной Р-к В., по простоте душевной согласившийся помочь своей знакомой скрыть следы ее приключения.

Ну и что же в этом происшествии необъяснимого «с точки зрения нормальной логики»? И вот еще интересный вопрос: какая логика, на взгляд автора, является нормальной? Какую альтернативу предлагает С. А. Королев реально существующей «регламентирующей технологии»? Он желает вовсе отказаться от регламентации или полагает нужным заменить одну систему регламентации другой? Если верно первое, то он в лучшем случае наивный прожектер. Если справедливо второе, то тогда пусть он укажет основания, которые позволяли бы считать, что свойственная студенческому общежитию советских времен система регламентации гораздо хуже, чем какая-то иная. Весьма желательно, чтобы он при этом обрисовал, чем сия гипотетическая система регламентации отличается от скверной советской. Поскольку этого не сделано, нам остается предположить, что такого замечательного проекта идеальной системы регламентации у автора нет.

Однако из приведенных критиком регламентирующих технологий примеров вырисовывается, какие порядки установил бы, став комендантом общежития, С. А. Королев. В этом общежитии:

– студент имеет право приходить домой в любое время дня и ночи;

– каждый (каждая) может приводить своих пассий и заниматься с ними «сексуальной практикой», когда только пожелается;

– позволено громко говорить ночью в холле, не думая о том, что чувствуют при этом другие обитатели общежития;

– не возбраняется играть в карты;

– разрешено играть в теннис в холле;

– считается нормой, если студент стирает носки в умывальнике.

Архив любого общежития хранит немало объяснительных записок студентов, уличенных в употреблении спиртных напитков, однако С. А. Королев их почему-то не упоминает. Отчего такая избирательность? Не от того ли, что вся его конструкция от приведения таких примеров зашатается и затрещит? Но если С. А. Королев желает быть последовательным, он должен прямо заявить, что не видит в поклонении Бахусу, которое совершается в общежитии, ничего предосудительного. И тогда в его воображаемом идеальном общежитии никакого запрета на питие быть не должно.

Интересно, какое слово более точно подходит для обозначения того образцового общежития, которое соответствует взыскательным критериям С. А. Королева: притон? вертеп? Или, быть может, более элегантно: дом всеобщей терпимости?

А теперь поставим вопрос: хотел бы сам С. Королев проживать в подобном общежитии? А как он отнесется к перспективе поселения в нем его сына (дочери)?