Империализм как высшая стадия «восточного деспотизма»

Поэтому всё общество «восточной деспотии» пронизано страхом: государственная власть, олицетворённая монархом, одинаково гнетёт как простолюдинов, так и могущественных вельмож. Не только сон, но и смерть, воплощённая казнью, есть «великий уравнитель». Только, подобно наместникам, великие визири находятся гораздо ближе к нервным центрам государственной власти, и их смерть сопряжена с конфискацией не бедного двора и крестьянского инвентаря, а миллионных состояний, накопленных в годы царского фавора. Часто государи рассматривали подобные конфискации как действенный способ поправить финансовое положение империи, особенно если обладатель несметных богатств уже мёртв[58]. Особой жестокостью по отношению к визирям известен Селим I[59].

Национальная бюрократия подспудно ограничивает самовластие: царь даже находящейся на пике могущества империи лишён возможности эффективного контроля за властью на местах, вопреки присущему агроправителям стремлению решать все проблемы управления лично[60]. Закон убывающей административной отдачи[61] обращает всякие попытки централизованного контроля за положением на местах в невыгодные для деспотии: затраты на организацию надзора при технологических возможностях аграрного общества намного превышают дивиденды. Это становится причиной «скрытой децентрализации»: чиновники, особенно находящиеся в наибольшем отдалении от Центра[62], безнаказанно злоупотребляют своей властью, вызывая народное возмущение и сокращая государственные доходы. Зачастую осведомлённость правителя о делах в государстве ограничивается столицей[63] — именно это обстоятельство породило феномен личных тайных поездок правителя по стране[64]. Подобные путешествия, призванные установить прямую коммуникационную связь между простолюдинами и государем, предпринимали, как правило, цари, стремившиеся к неограниченной власти, — они стремились узнать истинное положение своих подданных и попытаться его улучшить[65]. Подобные инспекционные путешествия предпринимали Ашока в Индии, Кавад I в Персии, Фридрих II в Пруссии. В одной из таких поездок сасанидский государь Кавад воочию наблюдал тяжесть налогового бремени, которое он приказал снизить, начав тем самым налоговую реформу. Были и другие способы улучшить положение подданных. Сюань-цзун, при котором Танский Китай достиг расцвета, отменил налоги на 6 лет для зарегистрировавшихся в специальных конторах. Податные послабления для китайских крестьян сделал и кочевник Хубилай.

Стихийная катастрофа наталкивает подданных на мысль, что государь лишился «мандата Небес» и должен быть свергнут. Сформулированное некогда Конфуцием «право восстания» может способствовать приближению конца «династического цикла». Чтобы избежать этого, агроправитель вынужден следовать в своём правлении существующим нормам: как заботливый отец и блаженный «сын Небес» он должен был «вступать в контакт с великими предками» и заботиться о народе, править мудро, соблюдая законы и традиции[66]. Не зря китайская пословица гласит: «Великий человек всегда бедствие для народа». Образ «добродетельно» государя описан в древнеиндийской «Артхашастре». Часто правители стремятся облегчить положение своих подданных под влиянием собственных убеждений — особенно ярко это проявляется в странах со значительным влиянием буддизма. Пацифизм и нацеленность на всеобщее благополучие, составляющие идеологическое ядро этой религии, вызывают к жизни нестандартное для логики типичного аграрного монарха, обычно чувствующего себя завоевателем, поведение: отказ от военных кампаний, снижение налогового бремени, запрет смертной казни, сокращение расходов на двор, прекращение репрессий. Подобным образом поступали маурийский император Ашока[67], ханьский государь Юань-ди, кхмерский император Джайаварман VII[68]. Гуманистические идеалы Просвещения оказывали на склонных к их восприятию государей похожий эффект: Александр I в начале правления отменил на год рекрутские наборы, запретил телесные наказания, упразднил Тайную экспедицию, подписал мирный договор с Францией, значительно сократил расходы на двор и запретил продавать крепостных без земли. Однако сам Александр, осознававший недостатки абсолютистской системы правления, признался в беседе с мадам де Сталь, что видит в себе «лишь счастливую случайность» для своих подданных.