Древний мир сам по себе представляет полный завершившийся период развития рода человеческого с дряхлыми, неподвижными общинами Востока, коих поучительные развалины до сих пор призывают к созерцанию первобытных форм общества; Греция и Рим представляют картину и юного, и зрелого, и состарившегося человечества.
К войне, как к крайнему средству, прибегают лишь государства-банкроты. Война — последний козырь проигравшего и отчаявшегося игрока, отвратительная спекуляция мошенников и аферистов.
Пришпорив разложившуюся бюрократию, деспот огромной ценой добивался отсрочки фундаментального кризиса — конца «династического цикла» — на 100–150 лет[72]. Однако ни точечные репрессии и постоянная ротация бюрократических кадров и замена их евнухами, ни улучшение положения подданных посредством паллиативных послаблений, ни полномасштабный антифеодальный террор, развязанный против аристократии и частных собственников в союзе с простым народом, не могут снять с повестки социально-экономического развития «восточного государства» очередной глобальный кризис. Такова природа деспотической империи. Гармоничное балансирование между недостаточным и чрезмерным обложением в условиях непредсказуемых экзогенных воздействий — стихийного и внешнеполитического происхождения — становится изощрённой эквилибристикой над двумя зияющими пропастями, в которую толкает государство её бюрократический каркас. Корень неумолимой деградации «восточных» государств — именно злоупотребления бюрократии. Первопричина подобного злоупотребления — разделение общества на специализирующихся на насилии и управлении «правящих»-чиновников и бесправных «управляемых»-земледельцев и обусловленное этим сращение власти и собственности. Консолидация податного населения в вооружённое сообщество — ополчение, самостоятельно определяющее объёмы налоговых обязательств, стало революционным выходом из многовекового тупика циклического развития. Свободные общинники сами стали и воинами и управленцами, и крестьянами, запустив импульс для возникновения инклюзивных, способствующих экономическому росту, институтов. Достижение богатства благодаря политическому освобождению стало возможным без занятия административной должности. Впервые этот сценарий развития был реализован в Древней Греции в VIII в. до н. э. в результате реформ Солона и Клисфена. Подобная революция, названная Л. Васильевым «греческим чудом», «во всей истории человечества была единственной и потому уникальной по характеру и результатам»[73].
Иначе развивались события на Востоке. Образование государства здесь есть череда завоеваний, приходящих вместе со сменой «династического цикла». Централизованная империя, возникшая как ответ на масштабную кочевую угрозу, стала идеальной моделью для воспроизводства и распространения на окружающее пространство организованного насилия, которое переполняет империю изнутри. На подтверждённой действительным состоянием государственных институтов угрозе применения силы держится её существование. По мере снижения возможности её использования чиновничий аппарат — её палладиум в прочие времена — начинает разъедать деспотию изнутри, запуская процесс переобложения крестьян и крушения династии. Чтобы избежать этого, государи идут на географическое расширение податной базы — подчинённого ему земледельческого населения. Так начинается экспансия «восточной деспотии»: абсолютные правители, движимые стремлением подтвердить своё божественное право на власть удачей в покорении чужих народов, продемонстрировать жестокость по отношению к подданным более слабых государей, чтобы гальванизировать свой политический авторитет на родине, предпринимают попытки экспансии своей власти не только «вглубь», но и «вширь».
Глава II. Сухопутная империя востока: коллизия метрополии и колоний
Несомненно, что притязание на миродержавие, которое по вдохновению господина господ — да будет он прославлен и возвеличен! — возникло в его светозарном уме, было предрешено свыше.
Разве не мириады душ
Поглотило могущество Тамерлана?