Империи песка

Поначалу Серена отказывалась верить в правдивость письма Махди. «Что-то во всем этом не так», – твердила она себе. По вечерам она поднималась на скалы, окружавшие лагерь, и смотрела на север – не покажется ли знакомая фигура Муссы, возвращающегося домой из очередного похода. Она упрямо отказывалась признать, что сын мертв. И возьми она Люфти к себе, это выглядело бы предательством ее веры в то, что Мусса уцелел. Приняв раба, она тем самым признает: да, Муссы больше нет. И потому Серена отказалась от предложения Люфти.

Но проходили месяцы, а Мусса не возвращался. Ни караваны, ни отдельные путники ничего не знали о нем. Никто из вассалов его не видел. На свадьбе Махди и Даии племянник кое-что рассказал ей. Немного, но достаточно, чтобы разбить ее надежды. Оптимизм Серены иссяк, и она погрузилась в беспросветное горе. Любая мать хотела умереть раньше своих детей, любая жена – раньше своего мужа. Она же пережила и мужа, и сына. Это противоречило естественному порядку вещей. Это было несправедливо. Она потеряла всех, кто ей дорог: сначала Анри, потом ее брата-аменокаля и теперь Муссу. Долгие, одинокие ночи Серены наполнились слезами, которых никто не видел.

Серена была сильной женщиной; ее горе не притупится, но она не позволит горю парализовать себя. Наконец она согласилась на предложение Люфти. Вместе с рабом в жизни Серены появилась его жена Шади, которую когда-то Мусса выкупил, чтобы Люфти смог на ней жениться, и их малолетний сын Рисса. Прибавилось и животных Муссы, за которыми ухаживал Люфти. В одночасье эхен Серены претерпел разительные перемены. Она обрадовалась многочисленным занятиям, отвлекавшим от тягостных дум, и не жалела времени, играя с Риссой.

За эти месяцы она прониклась любовью к Даии. Ее всегда занимал вопрос о том, насколько близки были ее сын и Даия. Весть о смерти Муссы потрясла молодую женщину ничуть не меньше самой Серены. Даия оплакивала Муссу, но совсем не так, как оплакивают просто хорошего друга. Серена не расспрашивала о подробностях. Ее это не касалось. Ей хватало, что Даия всегда с нежностью говорила о Муссе. Они с Сереной часто сидели у костра, смеялись и плакали, вспоминая манеры Муссы и его юмор, и незаметно сдружились. Ребенок в чреве Даии рос, и Серена принимала все большее участие в жизни молодой жены Махди. Когда Махди куда-нибудь уезжал, Серена всегда была рядом с Даией. Вместе они занимались выделкой кожи. Серена рассказывала ей о жизни во Франции. Даия, которая десятки раз слышала эти истории, всегда просила повторить.

Но Серена не питала иллюзий по поводу человека, ставшего мужем Даии. Она знала все жесткие грани характера своего племянника. Знала, что его частые отлучки из дома рано или поздно закончатся насильственной смертью. Бурю, бушевавшую внутри Махди, не могла погасить ни Даия, ни кто-либо другой. Его ненависть к Муссе всегда больно ударяла по Серене, но сейчас это уже не имело значения. Муссы больше нет.

Были и другие события, вызывавшие у Серены тревогу за Даию. До лагеря доходили трагические вести о судьбе экспедиции Флаттерса, истории о вероломстве и отравлении, и в каждом событии Махди играл ключевую роль. Все это вызывало сильное негодование среди ихаггаренов, но события нынешнего года разбросали туарегскую знать по разным частям Ахаггара, и ни о какой расплате за содеянное не могло быть и речи. Тахер, друг Муссы, рассказал Серене о попытках ее сына сохранить честь ихаггаренов. Она дорожила этими сведениями, но знала, что усилия Муссы могли лишь усилить неприязнь Махди к нему.

Пронзительный крик выбил Серену из неспешных раздумий. Она обернулась. Даия ехала сзади. Для женщины накануне родов такое путешествие было трудным. Люфти соединил два седла, что позволяло Даии почти лежать, но это лишь немногим облегчало ее тяготы. Даия никогда не жаловалась, однако Серена сразу заметила ее внезапно побледневшее лицо.

– Даия! Ты как себя чувствуешь?

– Воды… пора, – выдохнула Даия, хватаясь за луку седла и склоняясь набок; родовая схватка заставила ее поморщиться. – А-а-а-ай!

Она едва держалась в седле. Серена подъехала к Даии, готовая помочь. Анна, старая рабыня, вырастившая Даию, подъехала с другой стороны. Выражение лица роженицы встревожило Анну. Подобно большинству туарегов, Даия стойко переносила боль, однако ее дыхание сделалось резким и поверхностным. Все это подсказывало, какие муки она испытывает сейчас. Женщины остановили своих мехари, поставили их на колени, вытащили Даию из седла и уложили на постель из нескольких одеял. Анна присматривалась к своей воспитаннице.

– Госпожа Серена, все не так, как надо, – мрачно сказала рабыня, которая за свою жизнь приняла много новорожденных; внешне она оставалась спокойной, но Серену насторожили интонации ее голоса. – Есть трудности. Похоже, ребенок лежит ножками вперед.

– Люфти! – громко крикнула Серена, и эхо тут же возвратило ее крик.