Сазонов повторяет, что всеобщая мобилизация России на германской границе не означала еще войны, и подчеркивает, что Германия разрабатывала планы наступательной войны. Он не учитывает только того фактора, что Германии с ее размерами, сдавленной Францией и Россией с ее несравнимой с Германией территорией, рассчитывать выиграть оборонительную войну было нельзя. Как русский Генштаб отказывался прекратить всеобщую мобилизацию из-за страха, что русская армия будет разбита, не «успев вынуть меча из ножен», – так и германский Генштаб боялся оказаться сдавленным на своей собственной территории превосходящими силами русской и французской армий, наступавших с обеих сторон. Немцы видели в нападении единственную для себя форму самозащиты, поэтому всеобщая мобилизация русской армии толкнула их на этот шаг «самоубийства из страха смерти», по выражению Бисмарка.
В своей Записке Государю Дурново так писал о возникновении Русско-японской войны: «Слишком широкий размах фантазии зарвавшихся исполнителей, не имевший под собой почвы действительных интересов государственных – с одной стороны, чрезмерная нервность и впечатлительность Японии, ошибочно принявшей эти фантазии за последовательно проводимый план, с другой стороны, вызвали столкновение, которого более искусная дипломатия сумела бы избежать».[356]
Это объяснение войны с Японией дословно приложимо и к столкновению России с Австро-Венгрией, в котором «чрезмерная нервность и впечатлительность последней» также ошибочно приняла российский миф о Галиции и ее насельниках за последовательно проводимый план. Только в этом случае обе стороны были еще и повязаны международными альянсами, при которых другие стороны были гораздо более заинтересованы в войне России с Австрией, чем сами эти две империи. Им-то скорее следовало бы, по убеждению убиенного эрцгерцога, держаться взаимного союза ради сохранности своих патриархальных режимов.В своих воспоминаниях, написанных в эмиграции незадолго до смерти, Сазонов восхваляет Государя за его твердую сдержанность во время политического кризиса из-за Сербии в начале 1913 г., поставившего Россию на грань войны с Австро-Венгрией. «Государь, – писал Сазонов, – и за это Россия должна быть ему навсегда признательна, несмотря на свое сердечное сочувствие национальным стремлениям сербского народа, проявил в эту тревожную минуту ясность политической мысли и твердость воли, которые положили конец тем интригам, что толкали нас на путь европейской войны при самых неблагоприятных для нас условиях и из-за интересов, не оправдывавших тяжелых жертв со стороны русского народа. Когда я вспоминаю об этих уже далеких событиях, мне невольно приходит на ум мысль, что если бы в эпоху японской войны император Николай стал так же твердо в защиту государственных интересов России и не дал бы себя опутать сетью интриг безответственных искателей наживы и приключений, то весьма вероятно, что наша родина, он сам и столько членов его дома не захлебнулись бы в море крови и слез Русской революции и история человечества не занесла бы на свои страницы событий, не имеющих себе равных по скорби, ужасу и позору».[357]
Сазонов здесь имел в виду не Русско-японскую войну, которую царская Россия-таки пережила и даже вышла из нее обновленной и с конституционным строем, который сам Сазонов приветствовал, а именно Первую мировую войну. Ее-то он здесь не посмел назвать, подсознательно вытесняя то, что его мучило: именно его воля, направляемая ошибочным анализом и запутавшаяся в неумелой дипломатии, превозмогла и обошла мирную волю Государя.Глава четвертая
Война за Галицию: «Освобождение русинов» и «Галицко-Русская Голгофа»
Россия воюет за Галицию, владеть которой ей надо в особенности для удушения украинского народа (кроме Галиции у этого народа нет и быть не может уголка свободы, сравнительной конечно).
«Дождаться Первой мировой и пасть в Галиции – За веру, царя, отечество – …»