Империй призрачных орлы. Как русская епархия в Америке послужила фактором в развязывании Первой мировой войны

При этом подавляющее большинство русинов, обвиняемых в симпатиях к врагу – к России, оставались униатами и нейтральными обывателями, застигнутыми в своей каждодневной жизни круговоротом войны. Статистика православного населения, которую мы приводили выше (340 душ во Львове и 1089 душ в остальной Галиции, по Боробкевичу, или 107 душ во Львове, по Свистуну, на 1890 г. и 520 православных во Львове на 1912 год)[373], говорит сама за себя. Эту-то группу православных Дурново в своей записке царю и назвал «ничтожной горстью русских по духу галичан», из-за которых не следует ввязываться в войну с Австро-Венгрией и Германией. Однако главной заботой царя и прогалицийской партии в России было именно «религиозное освобождение» русинов, готовых, как им казалось из опыта американской епархии, к переходу в православие. Но оказалось, что то, что смогло возникнуть в Америке, далеко не обязательно должно было возникнуть в Европе, в частности, путем передела Польши и Австро-Венгрии, да и не возникло, а привело, увы, к совсем другим последствиям, которых, конечно же, ни Государь, ни высокопреосвященный Евлогий не могли ни предвидеть, ни уж тем более желать. Но лозунг «освобождения» славян уже превратился в военный клич. С самого начала войны, поскольку, как отмечал архиепископ Евлогий, «волынская епархия была прифронтовая»,[374] русские войска вскоре углубились в Австро-Венгерскую территорию, а самого Евлогия Государь лично назначил «управлять церковными делами в оккупированных областях».[375] Военным же губернатором Галиции во время русского наступления был назначен граф Георгий Бобринский, троюродный брат гр. Владимира Бобринского, председателя Галицко-Русского благотворительного общества, тоже сторонник обращения униатов в православие и присоединения всей области к России.[376] В разговоре с Государем после своего назначения архиепископ Евлогий говорил о генерал-губернаторе как о мало сведущем в церковных делах и «вообще в административных вопросах».[377] По свидетельству самого же Евлогия, Бобринский стоял на более осторожной позиции относительно перевода униатов в православие на только что завоеванной территории. Но и его политика не отличалась особой мудростью и осторожностью. Бойна между Австрией и Россией оказалась непримиримой: ни одна из этих сторон не искала сепаратного мира с другой, хотя и вела переговоры с другими участницами блоков. На эту непримиримость, безусловно, повлияло возникновение на австрийской территории губернаторства Бобринского, который стал инкорпорировать эту территорию в Российскую империю, создавая русские губернии и уезды с присланной из России администрацией. Это генерал-губернаторство было создано 25 августа. Военный губернатор Бобринский в своей программной речи заявил: «Я буду учреждать здесь русский язык, закон и строй».[378] Его канцелярия открылась во Львове 5 сентября, через день после занятия города русской армией.[379]

В этом Бобринский был поощрен и утвержден в этой должности императорским указом, а после посещения царем Галиции и Львова был возведен в должность генерал-адъютанта. Затем именно ему, а не завоевателю Галиции главнокомандующему армией великому князю Николаю Николаевичу или же генералу Брусилову, который тоже был возведен в звание генерал-адъютанта, было пожаловано именование «Галицийского». Через некоторое время, принимая его в своей резиденции в Павловске (на следующий день после аудиенции, данной главе галицийской православной миссии архиепископу Евлогию),[380]Государь называет его уже этим наименованием: «В 6 ч. принял гр. Бобринского-Галицийского».[381]